— Я так не думаю, ведь, несмотря ни на что, она по-прежнему любит тебя, Уильям. Увези ее из Лондона в какое-нибудь уединенное, тихое местечко и дай ей понять, что в этом мире для тебя существует лишь она одна. Поверь мне, ты откроешь Каро заново. Ты должен убедить ее в том, что для тебя она всегда будет на первом месте и ни твое семейство, ни твой парламент никогда — слышишь, никогда! — не смогут помешать вашим отношениям. Ты всегда должен защищать и опекать ее и всегда быть на ее стороне при любых разногласиях с твоей матерью или с кем-либо еще.
— Короче говоря, я должен изображать из себя героя одного из готических романов Льюиса[6]?
Взглянув на недовольное лицо Уильяма, Фанни не смогла удержаться от смеха:
— Да, что-то в этом роде.
— Боюсь, я буду не слишком убедительно смотреться в этой роли.
— И прекрасно, если Каро увидит, что ради любви к ней ты поступился своим благоразумием и не боишься выглядеть нелепо.
В глубине души Фанни понимала, что Уильям вряд ли последует ее совету — он и в самом деле не слишком подходил для этой роли.
Осенью Фанни вышла замуж за Чарльза Эша и, можно сказать, в целом чувствовала себя вполне счастливой.
Чарльз был уже немолод, не мог похвастать отменным здоровьем, и Фанни иногда казалось, что его способность к настоящей, всепоглощающей любви умерла вместе с Сильвией.
Если она и испытывала некоторое разочарование, то относилась к своим ощущениям философски, полагая, что, выйдя замуж, подобное состояние переживает едва ли не каждая женщина. Кроме того, теперь у нее был большой дом, где она чувствовала себя полноправной хозяйкой, дети, которых она очень любила, несмотря на то, что они не были ей родными, заботливый муж и определенное положение в обществе.
Чарльз считал, что молодой жене совершенно ни к чему все время чахнуть в провинции, и время от времени они выезжали в Лондон, останавливаясь на Кэвендиш-сквер или у Уильяма и Каро в Мельбурн-Хаус.
— Уильям сильно растолстел за последнее время, — как-то пожаловалась Каро, когда Фанни в очередной раз приехала к ней погостить. — Он только и делает, что ест и пьет, и чувствует себя вполне удовлетворенным самим собой и собственной жизнью. Недавно он заявил, что политика его больше не интересует. Иногда мне кажется, что его единственный интерес в этой жизни — это маленький Огастес.
— Как он? — спросила Фанни.
— Он делает некоторые успехи — уже кое-что говорит и неплохо ходит. Уильям все еще надеется на чудо и даже нанял для него воспитателя, у которого большой опыт общения с такими детьми.
