Торжествующий Джунковский отправился прямиком к министру Маклакову. Он доложил о вербовке важного осведомителя.
Министр, выслушав Джунковского, покачал головой.
— Ну и Соколов! — и с восхищением произнес простонародную поговорку: — На ходу подметки режет. Одно слово — гений сыска. Как Толстой в литературе.
— Да, супруга фон Лауница агент наиважнейший. — Смягчил, сколько смог, свой хриплый, командный голос. — Хорошо бы ее деятельность поощрить. Преподнести, скажем, бриллиантовую брошь от Фаберже.
Министр был человеком прижимистым. Он сложил губы в трубочку, промурлыкал мотивчик из «Аскольдовой могилы» и наконец возразил:
— Не рано ли? Муж заметит подношение, допытается до правды, отправит ее в Берлин. И тогда — прощай, важный осведомитель!
— Он ее любит и раболепно поклоняется.
— То есть делает все возможное, чтобы охладить к себе супругу.
Джунковский продолжал:
— Мы ведем на эту семейку плановую разработку. Среди слуг есть наш осведомитель. От него известно, что Вера Аркадьевна поколачивает своего высокопоставленного муженька. Она заставляет делать его столь неприлично-унизительные вещи, что говорить стыдно.
Маклаков сделал еще одну попытку:
— Но Вера Аркадьевна богата. Ею движет любовь. Она стала агентом из страсти к Соколову.
Джунковский выложил последний, самый главный козырь:
— Любая женщина мало отличается от папуаса: любит все блестящее и желательно — дорогое.
Министр сдался. Вместо просимых полторы тысячи рублей он решил дать тысячу. Но когда пришел кассир, решил еще удержать немного для казны:
— Оформите и передайте Владимиру Федоровичу из секретных сумм девятьсот пятьдесят рублей.
Джунковский не выдержал, расхохотался.
Маклаков покраснел:
— Я не для себя, для казны экономлю! Кстати, очень одобряю, что вы, Владимир Федорович, отказались от охраны. Бог милостив, сохранит вас для России, а четверым бездельникам больше не надо жалованье платить. Пусть в городовые идут.
* * *
В тот же день Соколов простился с Верой Аркадьевной. Глядя в ее полные нежности глазищи, внушительно произнес:
— Никаких самостоятельных шагов не предпринимать! О наших встречах никому ни слова.
— Граф, не держи меня за дурочку. — С любовью глядела в его лицо. — Ох и потешил ты меня сегодня — до гробовой доски помнить буду. Я для тебя, милый, сделаю все, что ты захочешь.
— Мне надо съездить дня на два в Москву, и я вернусь к тебе, дорогая. Я очень буду скучать…
Но граф в сроках ошибся. Не зря народ молвит: «Человек предполагает, а Господь располагает».
