Все ошеломленно молчали. Это была ересь, но Рорден с интересом заметил, что двое из прибывших, казалось, одобряют его слова.
Президент сердито прервал его.
— Разве не известно, что мы никогда не выйдем в космос? И разве мы не нарушили это условие?
— Когда-то я тоже верил в это, — сказал Рорден. — Мы многое принимали на веру, и это в том числе. Но в моих машинах, которые хранят не легенды, а лишь реальные факты, нет записей о подобном соглашении. Я уверен, что столь важное событие должно было найти отражение в записях, как запечатлены события менее значительные.
— Алвин, — подумал он, — гордился бы мной сейчас. Странно, что ему приходилось защищать идеи Алвина, в то время как сам Алвин, присутствуй он здесь, вполне мог бы выступить против. Наконец одна его мечта претворилась в жизнь: в отношениях между Лисом и Диспаром произошел сдвиг, и это было только начало. — Интересно, — подумал он, — где сейчас Алвин?
Алвин не видел и не слышал ничего подозрительного, но не стал спорить. И лишь когда люк закрылся за ними, он повернулся к своему другу. — Что это было?
— Не знаю, но что-то страшное. — По-моему, оно все еще наблюдает за нами.
— Улетаем?
— Нет. Сначала я испугался, но теперь думаю, что он не причинит нам вреда. Оно кажется просто... заинтересовано. Алвин уже собирался ответить, как вдруг на него нахлынуло нечто похожее на теплую искрящуюся волну и словно влилось в его тело. Это продолжалось всего несколько секунд, но когда оно исчезло, он больше не был просто Ал вином. В его сознании находился еще кто-то, перекрывающий его, как один круг перекрывает часть другого. Он ощущал и близость Теона, также поделенного этим таинственным существом, обрушившимся на них. Ощущение было скорее странным, чем неприятным, и впервые давало Алвину представление о настоящей телепатии — силе, которая у его расы деградировала настолько, что годилась теперь лишь для управления машинами.
Алвин мгновенно восстал, когда Серани попыталась овладеть его волей, но сейчас он не противился вторжению. Это было бы бесполезно, и он чувствовал, что этот разум, кому бы он ни принадлежал, не был враждебен. Он полностью расслабился, как бы соглашаясь с тем, что некто, во много раз превосходящий его по интеллекту, изучает его сознание.
Ванамонд сразу же увидел, что один из этих умов был более чувствителен и восприимчив, чем другой. Он чувствовал, что оба изумлены его появлением, и это в высшей степени удивляло его. Многие их качества находились за пределами понимания Ванамонда.
