И вот послышались гневные выкрики:
– Сколько мы будем ждать?
– Тащите корзины… Вы! Ленивые волы!
– Где прелюбодея! Солнце садится!
– Нас ждут дома честные жены…
В толпе раздался смех, а Жилистый всё не сводил с Иуды злобного взгляда. Пухлый же терпеливо ждал, пока ему ответят, но не дождался. Так и не ответив, Жилистый дёрнул Пухлого за рукав: – Хватит глазеть! Пошли за корзинами…
Пухлый обиженно засопел. И Жилистый нехотя выдавил: – Я тоже у него купил… Ягнёнок подох на руках у священника, прямо в храме… Тьфу!!!
Пухлый покачал головой, вроде бы сочувственно, да не очень, не смог удержать ехидну: – А зачем же ты покупал?
Жилистый озлоблённо сдёргивал засовную балку, огрызнулся через плечо: – А зачем он продавал?
Не нашёл он достойных, взвешенных слов, а может и не искал. Обиженный на всех, кроме себя, Жилистый первым скрылся в тёмном проёме, и, нерешительно потоптавшись, Пухлый шагнул за ним.
Спустя недолгое время они с трудом выволокли наружу две большие, грубые корзины. Плоские, плетённые блюда с крепкими бортами, наполненные до краёв. И поволокли, каждый свою.
И как доволокли до угла, толпа смолкла. Облизнулась и замерла. Стала высматривать…
В корзины были свалены камни схожей величины, менее кулака, в бурых пятнах, таких же, что на стене амбара. Служители угрюмо вздохнули и снова поволокли…
В наступившей тишине было отчётливо, как тяжело они дышат. Пухлый сразу же взмок, и дышал так шумно, что Иуда, стоявший от толпы поодаль и так и не сдвинувшийся с места, пренебрежительно усмехнулся. Жилистый, весь насупленный, тащил непрерывно, как вол, изредка и злобно, через плечо, косясь на Иуду.
Наконец, доволокли.
И вывалили. Перед толпой вырос курганчик.
И только служители отошли, как толпа стала обступать каменную горку. И летящая над толпой птица увидала животное, хищное, большое и тёмное, что неторопливо и жадно поглощало камни.
Каждый молча подходил и брал. Кто сколько. Немногие один, и под жёсткими взглядами фарисеев, второй. Другие же сразу брали и два, и три, и четыре. И взявши, сумрачно возвращались, каждый на своё место. Взяли все, кроме старого торговца и писца.
Оборванец, довольно сопя, набрал с верхом. Не удержал, один оборонил, отшиб больно палец и зло сморщился, но сдержался… Оглянулся на столб водоноса, ища глазами Иуду.
У водоноса было пусто. Только посох, прислонённый к столбу. Оборванец с досады тявкнул. Повернулся и…
…столкнулся с Иудой лицом к лицу. Вздрогнул весь, целиком, как ошпаренный, застигнутый врасплох, едва не расплескав добровольную немирную ношу, заискивающе забубнил:
