Писец растерянно прошептал. Второй фарисей был неумолим:
– Тебя только видно. Громче!
Писец выдавил еле слышно: – Я Захария, писец… сын Бен-Акибы…
– Громче! Закон не слышит!!!
Писец, было, начал громче, но запнулся, и уронил голову. Фарисей положил руку на его плечо и взглядом поднял подбородок. И вытянул изо рта писца раскалённый, сдавленный шёпот:
– Она была нага, когда… я вошёл…
Толпа выдохнула, как похотливая собака. Хотела вдохнуть, но Второй фарисей поднял руку, оставив открытыми рты:
– А зачем ты вошёл?
– Мне передали, что господин возвращается. Он заказал новые описи, и я старался сделать быстро. И выполнил раньше… я хотел получить оплату… и ждал у ворот…
Писец смолк, его губы задрожали. Второй фарисей встряхнул его, как куклу, плетённую из соломы: – Дальше!
Писец захныкал: – Я вошёл вместе с ним… мы вошли…
Но неумолим, как Закон, был фарисей: – Ты видел?
– Да! Да! Я видел!
Отчаянный крик писца облетел притихшую толпу, и Второй фарисей торжествующе поднял руку: – Ты сказал!
Первый фарисей посмотрел на служителей и те подбежали и подали Второму по камню. И тот торжественно принял камни в обе ладони. Сжал. Поднял над головой и служители отбежали к женщине. Второй повернул голову к Первому… …Первый обвёл толпу торжествующим, гневным взглядом. И заговорил…
Его слова испепеляли, закаляя толпу, чеканили, обтёсывая с боков, и превращали толпу в войско. Слова падали, как камни, кроша горожан, сплачивали, цементировали и превращали в груду, в броневую пехоту, в монолит… – Да слышат все! Двое видели блуд. Женщину предадут каменной смерти. Если после того обнаружится сговор, лжесвидетели будут прокляты Господом нашим. Половина их имущества отойдёт городу. Их правую кисть отсечёт меч. Если ведают, что творят, пусть первыми бросят камень!
Женщина сжалась в комок, обхватив руками роскошные пряди, пепельные от пыли и страха.
– Пощадите! Пощадите! Пощадите!
Женщина кричала не переставая, но закованный в броню Закона Капернаум был глух. Она кричала всё тише и безнадежней. Толпа сомкнула уста. Никто не двинулся с места. Женщина охрипла и смолкла.
Первый фарисей дал знак Жилистому и Пухлому. Пухлый бухнулся на ноги женщине, прижав их своей тяжестью, а Жилистый сноровисто начал вязать ей руки. И тут смертное отчаяние вернуло ей силу, и такую, что бешено забилась она в его руках, но Жилистый вязал быстро и жёстко, сирийской петлёй, выше вывернутых локтей. Развернувшись, так же быстро начал пеленать ей лодыжки. И так плотно, что сплющилась тонкая женская кость…
