— Вон там. — Хатч осветил фонарем царапины на своде крыши. В дереве были глубоко вырезаны похожие на детские каракули символы и круги. Такие же как на рунических камнях, которые они видели в Гаммельстаде. Надписи были нанесены беспорядочно, а на некоторых балках — на разной высоте, длинными рядами, как китайские письмена.
— Что… — Люк не смог закончить предложение. Любые вопросы сейчас казались нелепыми. Откуда им знать, что они значат, и почему они здесь?
Хатч двинулся вперед. Люк вздрагивал от каждого его шага, будто в любую секунду могло произойти нечто страшное. Кости хрустели под ногами Хатча. Подняв фонарик повыше, Хатч навел его на торс и морду торчавшей из коробки твари. — Если оно пошевелится, у меня сердце не выдержит.
— Козел?
— Похоже.
— Господи Иисусе.
— Как раз наоборот.
— Не понимаю.
— А кто понимает? Тут был какой-то храм. Чучело для жертвоприношений. Похоже, это Козел Мендеса.
— Чего-чего?
— Это чучело. Тут сзади, — Хатч наклонился вперед, и Люк затаил дыхание, — уже мыши поработали.
Люк покачал головой. — Что мы делаем?
— Безумие какое-то, — сказал Хатч сам себе. — Только представь, какими чокнутыми были эти ублюдки.
Люк не понимал, что Хатч имеет в виду.
— Эти маленькие руки человеческие. Мумифицированные. Они пришиты. — Хатч повернулся к Люку. В свете фонарика Люка глаза Хатча светились. — Абсолютно чокнутые. Кресты на стенах внизу и гребаный козел на чердаке. Пришитые руки какого-то мертвеца. Смешение метафор. Безумие. Шведское безумие. Это все тьма и длинные ночи. Любого сведут с ума.
Люк повернулся. — Пошли вниз.
— Фил был прав. Это кровать.
— Не пудри мозги.
Хатч покачал головой. — Я видел такие в музее жилищного строительства в Скансене. В свой первый приезд. А еще в Норвегии. Раньше эти маленькие деревянные кровати встраивали в комнаты, потом наполняли их сеном. Днем их накрывали крышкой и превращали в скамейку. Похоже, люди тогда были маленького роста.
— Кто хотел бы полежать в такой?
— Вот этот парень, — ухмыльнулся Хатч и посветил фонариком прямо в злобную морду козла.
— Хатч! — позвал Дом снизу. — Хатч!
Хатч кивнул в сторону лестницы. — Давай двигать отсюда.
Люк боролся с искушением преодолеть всю лестницу в два прыжка.
Позади него вспышка фотокамеры Хатча осветила чердак.
— Не выдумывай, — сказал Дом. После употребления львиной доли «Джека Дэниелса» его язык заплетался. Они хлебали из пластиковых кружек, съев половину оставшейся еды: последние четыре банки колбасы с фасолью, а до этого первое блюдо — порошковый куриный суп с лапшой. Трапезу каждый закончил двумя глазированными батончиками из овсяных хлопьев. Но этого было недостаточно. Проглотив суп, набив животы горячей фасолью и даже вылизав дочиста свои миски, чего никто раньше не делал, они остались голодными. Это был самый трудный день, хотя пройдено было меньшее расстояние, чем накануне.
