Что же могло сломать дерево с таким звуком? Он даже представил себе бледные сочные волокна и щепки, торчащие из-под коры толстой ветви, вырванной из почерневшего ствола.
Глотая ртом воздух и чувствуя себя еще слабее и ничтожнее, чем когда-либо, Люк не мог сдвинуться с места. В ушах стучало. Он стоял неподвижно, дезориентированный от страха, словно ожидая, что из леса выскочит нечто и бросится на него. На мгновение он представил себе ужасающую ярость и силу лесного существа, его жуткий умысел. Представил и чуть было не уверовал.
В небе раздался раскат грома, прокатившись над верхушками деревьев и исчезнув в сырой пелене над домом. Шум дождя в деревьях напоминал уже не барабанную дробь, а натуральный камнепад.
— Эй, дружище! — крикнул Хатч. — Зайди сюда. Ты должен это видеть.
Люк очнулся от транса и удивился сам себе. Это изнеможение доконало тебя. Сыграло шутку с разумом. Темные деревья, среди которых они были весь день и вечер, оставили в его душе неизгладимый след. Негативный налет на все его мыли и чувства.
Ему нужно сохранять активность и сосредоточенность. Он направился к двери. Ступив на порог, он увидел выглядывающее из проема бледное лицо Хатча, и снял кепку.
— Ты слышал это?
Хатч посмотрел на небо. — Знаю. Гром гремит. Не найди мы это место, буря добила бы наших толстяков. Мы б их точно потеряли.
— Достал уже, Йоркшир! — крикнул из темноты хибары Дом.
Несмотря на беспокойство, Люк не смог сдержать нервный смешок. Его рот тоже растянулся в глупой ухмылке. Хатч повернулся, чтобы вернуться в дом, где по темным стенам уже плясали лучи фонариков.
— Нет. Не гром. Деревья. В лесу. Разве ты не слышал?
Но Хатч уже не слушал его. Он вернулся к парочке в дом. — Что там у тебя, Домжа?
Люк услышал, что Дом ответил, — Куча всякого христианского дерьма.
Потом снова бросил взгляд на лес и вошел в дом.
Нельзя было сказать, как давно это место было необитаемым. Или что за люди здесь жили.
Желтый свет фонариков с трудом проникал вглубь тесной лачуги. Первое, что заметил Люк, это черепа. А еще распятия.
К дощатым стенам большой комнаты первого этажа были прибиты ржавыми гвоздями пятнистые головки мелких птиц, белок и горностаев. Более крупные черепа рысей, оленей и лосей в основном свалились со стен и разбились о доски пола. Один или два таких все еще ухмылялись из-под низкого потолка, где удалось удержаться их пористым костям.
Среди черепов на стенах висело с дюжину распятий. При ближайшем рассмотрении, хотя никто подолгу не задерживал на них взгляд, сделаны они были из перевязанных бечевкой пучков веток. Большинство из них покосились, а некоторые были даже перевернуты вверх тормашками. С потолочных балок, касавшихся их непокрытых макушек, свисали на крючках две пустые, ржавые масляные лампы, раздраженно поскрипывающие при прикосновении.
