«Все продолжает изображать из себя сыщика, — думаю. — Вот чудак!»
Однако свои обязанности он несет исправно. Придраться не к чему.
Просыпаюсь я как-то ночью по неизвестной причине. Прислушиваюсь… Тревоги, кажется, нет — метроном стучит медленно. Но за последнее время у меня уже выработалась привычка: прислушиваться ночью к различным шорохам. И вот слышу: откуда-то издалека доносятся знакомые звуки. Начинаю соображать, что это через репродуктор передается граммофонная пластинка. Даже шипение иголки иногда слышно — видно, старая.
Но что же это за пластинка? «Неужели, — думаю, — еще кто-нибудь, кроме Пети, занимается тем, что записывает звуки бомбежки?» Слышу — запись точно как у Пети. Кончилась одна пластинка. Поставили вторую такого же содержания. Ветер доносит звуки порывами — то тише, то громче. Начинаю будить Петю.
«Послушай, — говорю я ему, — какую музыку передают».
Но здесь, как нарочно, все стало затихать.
«Ничего особенного», отвечает мне Петя.
«Звукозапись, — говорю я ему, — точно такая же, как у тебя. Только что доносилась издалека».
Приподнялся Петя, протер глаза руками и говорит мне встревоженным голосом:
«Не может быть! Откуда такая, как у меня? Тебе, наверно, послышалось».
Сидели мы с ним еще некоторое время и ждали, но больше так ничего и не услышали.
Наутро — не помню, по какому случаю — ищу я глазами Петин чемоданчик для хранения граммофонных пластинок и не нахожу его нигде. А раньше он стоял всегда на видном месте.
Это меня заинтересовало. Принялся я искать чемоданчик и скоро убедился в том, что его решительно нигде нет!
«Куда он мог деваться?» спрашиваю Петю.
«Вот уж не знаю. Непонятное дело!..» отвечает он.
Нужно вам сказать, стал я постепенно не на шутку беспокоиться.
Петя ушел по своим делам, а я остался один.
Первый раз за все это время я тут по-серьезному задумался о всех этих событиях. Внутренне начал соглашаться с Петей, что во всем этом существует действительно какая-то тайна. Охватило меня беспокойство. Тут погода еще мерзкая, осенняя. Туман на дворе такой, что в десяти шагах ничего не видно.
Хожу один по коридору — так себе, просто безо всякого дела. Все теперь кажется мне подозрительным. Даже в гуле собственных шагов, отдающемся по коридору, слышится мне что-то неестественное.
«Что все это значит? — думаю. — Кому понадобились ерундовые Петины пластинки и кто это вздумал заводить их ночью? Что это за шутки?..»
Хожу я, значит, часто останавливаюсь, прислушиваюсь, присматриваюсь к разным предметам. Одним словом, нервы стали не совсем в порядке.
