Однажды работница, преследуемая Модестом, ворвалась в группу каталей, со слезами моля спрятать ее. Курако легко поднял девушку и положил в тележку.
Минуту спустя подбежал Модест и, улыбаясь, стал красться к тележке.
— Куда?! — гневно спросил Курако.
Модест что-то пробормотал и досадливо оттолкнул каталя, не взглянув даже на него.
Собравшиеся рабочие слышали, как Курако что-то закричал по-французски. Это на секунду отрезвило Модеста; он повернулся к каталю, подмигнул и запустил руку в тележку. Оттуда раздался женский крик. Схватив француза за шиворот, Курако рванул его и ударил наотмашь в лицо. Модест стоял ошеломленный. Невысокий, худощавый юноша в одежде каталя лупил сына начальника цеха по щекам, громко крича по-французски и тут же переводя для окружающих:
— Не кушал русского кулака? Вот тебе! Жалуйся теперь своему отцу!
Модест побежал. Курако крикнул ему вслед:
— Помни Курако!
В этот вечер он стал героем катальни.
На следующее утро на рудный двор пришел директор завода Горяйнов. Еще совсем молодой, тридцати лет, но начавший уже слегка тучнеть, он ходил в меховой шубе нараспашку, в форменной инженерской фуражке. С лица его г:е сходила благодушная, рассеянная улыбка. Десятник указал ему на Курако. Подойдя, Горяйнов спросил:
— Это ты дал Модесту?
Курако вскинул голову. Под слоем пыли было заметно, как покраснели его щеки. Он вызывающе ответил:
— И еще раз повторю, если сунется сюда!
Горяинов смерил его взглядом и неожиданно улыбнулся. Присев на грязную «козу», окруженный каталями, он с искренним любопытством принялся выспрашивать, смакуя подробности. Он сам был, по-видимому, доволен, что нашелся смельчак, поколотивший Модеста.
— А французский язык откуда знаешь?
Но Курако угрюмо молчал. Он отказывался отвечать на вопросы, касавшиеся его прошлого.
Козелье — так называлось имение в Могилевской губернии, в лесной белорусской глуши, где родился
Михаил Курако. На холме, возвышаясь над окрестными деревнями, стоял почерневший от времени, но еще крепкий барский дом. В нем обитал отставной генерал Арцымович.
Его уволили в отставку после того, как, вспылив, он публично назвал дураком своего начальника, приближенного к государю вельможу. Опираясь на костыль, он ходил в генеральской фуражке и длинном военном кителе без погон. Костылем он бил провинившихся слуг, вереща на месте скорый суд.
В генеральской библиотеке имелось собрание книг на русском и французском языках, быть может, единственное на сотни верст вокруг. Арцымович ежедневно проводил в библиотеке много часов; иногда видели у окна его старчески высохшее, темное лицо с тусклым, устремленным недвижно вдаль взором.
