Торжественная, славная минута для каждого, кто впервые обводит взглядом Никольскую и Спасскую башни Кремля, чудо зодческого искусства — храм Василия Блаженного, памятник Минину и Пожарскому, Лобное место.
В Спасские ворота они вошли, предусмотрительно сняв шляпы. Сергей помнил стихи Федора Глинки:
Кто царь-колокол подымет,
Кто царь-пушку повернет?
Шляпы кто, гордец, не снимет
У святых в Кремле ворот?!
С робостью и восторгом приблизились к колокольне Ивана Великого. У подножия ее стоит на земле царь-колокол, а немного поодаль — царь-пушка. Вокруг ходит народ, дивясь чудесам. Решили подняться на вершину главной в России колокольни. С поднебесной высоты им открылся величественный, грандиозный вид. Москва предстала взору со всеми улицами, площадями и далекими окрестностями. А прямо под ними — простор кремлевской Ивановской площади, которую образуют немые свидетели многих важных событий русской истории — Благовещенский, Архангельский, Успенский соборы, Теремной дворец.
На другой день Коненков, сопровождаемый Васей Ловковым и его приятелем Мишей, отправляется в Третьяковскую галерею.
Трое юношей вошли в скромную дверь в тихом замоскворецком переулке. Служитель принял у них пальто. Людей не было видно — кругом одни картины. Картин такое множество, что оказавшийся здесь впервые провинциал вконец растерялся. Вася и Миша, заметив это, повели Сергея туда, где, по их мнению, было самое замечательное. Картина «Иван Грозный и сын его Иван» смутила, напугала юного Коненкова. Он увидел лежащего на окровавленном ковре молодого человека со страдальческой блаженной улыбкой на лице. Из виска его лилась кровь. Над ним, как кошка с вытаращенными глазами, — другое испуганное лицо с безумным выражением глаз. Грозный, убивший своего сына. Сергей отшатнулся от картины. Ему хотелось, закрыв глаза, бежать прочь. В его искусстве убийство, нравственное потрясение, вызванное насилием, не найдут места! Огорчение было так велико, что он, отвернувшись от «Ивана Грозного», решил покинуть галерею. Но тут увидел на противоположной стене изображение женщины — умиротворенной, цветущей, излучающей добро и покой. Она уснула в уютном кресле. Ее спокойная поза, розовое красивое лицо погасили раздражение, приглушили саднящую боль. Тем не менее больше находиться в репинском зале он не мог. Его спутники умолкли и покорно следовали за Коненковым, который, но поднимая головы, стремительно шел по залам галереи.
Остановила его толпа людей, напряженно разглядывающих огромную, во всю стену, картину. Он протолкался к картине и впился в нее глазами.
