– Юльку? – Саня поморщился, напряг лоб. – Это которая ушла от нас в восьмом классе?
– Ну да! Она!
– Помню. И что? – Саню начало вдруг раздражать неуместное воспоминание друга. Он-то с ним совсем другими мыслями мечтал поделиться, а тот своими полузабытыми историями напрягает.
– Так… Ничего… Ты извини, я перебил твою мысль… Что-то ты мне говорил про Наташу, по-моему….
– Да. Про Наташу! И даже не про нее, а про мои ощущения, про мое отношение к ней. Я так влюбился тогда! Ну просто голову потерял!
– Да помню я прекрасно тот период. Работа – по боку, семья заброшена, Майя в слезах! Я же тогда приезжал в Москву часто.
– Так меня вся эта влюбленность тогда закружила!
– А к чему ты? Все уже определилось. Все вроде бы логично. Влюбленность переросла в любовь. Родилась новая семья. Как было принято говорить в советское время? Новая ячейка общества! Майю только жалко… Детей…
– А что их жалеть-то?! – взвился вдруг Саня. – Сама Майка, по-моему, не особенно-то и жалеет… А дети? Ну что дети? Разве я их бросил? Нет, конечно! Они и в гостях у нас часто бывают, и содержу я их по-прежнему.
И хотя говорил Саня очень энергично, уверенности в голосе не было. Да, он искренне поведал другу о своем общении с детьми, и тем не менее от Виталия не укрылось некое сомнение. И тень на лицо Сани упала, и глаза он опустил…
Виталий взял в руки альбом. Это были фотографии новой жизни друга. Вот он с молодой женой на пляже, вот в окружении каких-то людей – то ли вечеринка, то ли прием высокосветский. Вот они вдвоем позируют фотографу где-то в студии. А на следующей странице она – новая жена – крупным планом, и через пару страниц – опять она. Виталик заскучал:
– Слышь, Сань! – Виталий отложил альбом. – А давай наши старые фотки посмотрим. Помнишь, ты собирал… еще доармейские, и потом тоже… много было интересных событий. Наверняка у тебя сохранились.
– Конечно! Вон возьми – второй альбом снизу… И третий тоже… Синий.
Мужчины находились в библиотеке у Сани. Тот очень уважительно относился к книгам и частную свою библиотеку собирал с любовью, размахом и даже неким шиком, если такое слово применимо к библиотечному делу. Продумал он все: мягкий свет, теплые ковры, глубокие кресла и всякие мелочи в изобилии – блокноты, ручки, закладки. Хотел картотеку завести, но руки пока не дошли, хотя мысль об упорядочении книгохранилища присутствовала у него всегда.
Книжных шкафов здесь было много, причем как закрытых, за стеклом, так и стеллажей. Книги Саня не просто любил, не просто собирал. Он их лелеял. Сохранились у него еще со студенческих времен многие тома Философского наследия, редкие издания Монтеня и даже несколько книг, обладающих букинистической ценностью: растрепанные, потертые корешки, полуистлевшие пожелтевшие страницы, карандашные пометки на полях, сделанные еще в ту пору, когда ручек не было и в помине…
