И долго после нас грядущих лет певец
От лиры воспылает нашей,
Внимая умиленно ей,
Страдалец подойдет смелей
К своей ужасной, горькой чаше
И волю Промысла, смирясь, благословит;
Сын славы закипит,
Ее послышав, бранью
И праздный меч сожмет нетерпеливой дланью.
Давно в развалинах Сабинский уголок,
И веки уж над ним толпою пролетели,
Но струны Флакковы еще не онемели;
И, мнится, не забыл их звука тот поток
С одушевленными струями,
Еще шумящий там, где дружными ветвями
В кудрявые венцы сплелися древеса.
Там под вечер, когда невидимо роса
С роскошной свежестью на землю упадает
И мирты спящие Селена осребряет,
Дриад стыдливых хоровод
Кружится по цветам, и тень их пролетает
По зыбкому зерцалу вод;
Нередко в тихий час, как солнце на закате
Лиет румяный блеск на море вдалеке
И мирты темные дрожат при ветерке,
На ярком отражаясь злате, —
Вдруг разливается как будто тихий звон,
И ветерок, и струй журчанье утихает —
Как бы незримый Аполлон
Полетом легким пролетает —
И путник, погружен в унылость, слышит глас
«О смертный, жизнь стрелою мчится,
Лови, лови летящий час:
Он, улетев, не воротится».
