Помимо сеансов с просмотром фотографий, которые порой затягивались на несколько часов, он применял и другую, более грубую тактику, дабы она отогнала мысли о своей семье. Иногда он приносил газету с заметкой о ее похищении и его последствиях, говоря: «Посмотри-ка, о нас до сих пор пишут», — и завершал словами о том, что родители махнули на нее рукой, подразумевая: «Я — все, что у тебя есть».
Но это было неправдой: в той сюрреалистичной игре в папу-маму, каковой стала жизнь на Хейнештрассе, 60, у Наташи неизменно было много больше. У нее были родители, которых она любила, кошки, сама жизнь. Это он больше терял, нежели она, и Наташа знала это:
В действительности я не была одинока. В душе я была вместе с семьей. Во мне всегда оживали счастливые воспоминания. Я размышляла о всем том, что упускала. О своем первом парне, обо всем. Например, я старалась быть лучше, чем все люди снаружи, или по крайней мере быть такой же, как они. Особенно когда это касалось обучения в школе. Я знала, что пропускаю нечто значительное. Что мне чего-то недостает. И я всегда хотела изменить это. Поэтому-то и старалась набираться знаний и заниматься самообразованием. И обучаться какому-нибудь мастерству. Например, я научилась вязать.
Некоторые заключенные, отбывающие длительный срок, коротают время оттачиванием своего тела — Наташа же предпочла тренировать свой ум. Это был выдающийся подвиг, говорят эксперты. С одной стороны, жить в страхе перед тем, кто вырвал тебя из семьи, а с другой — быть способной отстраняться от этой травмы так, чтобы ежедневно и весьма успешно поглощать знания.
Где-то через 1400 дней такой ненормальной жизни Приклопиль оказал ей то, что, несомненно, полагал великой честью: теперь она могла называть его прозвищем, которое употребляли лишь мать да ближайший друг и партнер по бизнесу Эрнст Хольцапфель. Она рассказала: «Примерно через четыре года он заявил, что я могу называть его Вольфи, потому что за этот срок мы хорошо узнали друг друга».
И добавила: «В некотором смысле мы начали вести вполне нормальную совместную жизнь. Мы много беседовали и смотрели телевизор».
Когда Наташа вступила в подростковый период, Приклопиль, дабы продолжать оказывать на нее влияние, рассказывал ей страшные истории о реальном мире и подкреплял их газетными статьями о пьяницах и наркоманах. Он говорил ей: «Смотри, я ведь защищаю тебя от всех этих ужасных вещей». И одновременно стряпал байки в духе Джеймса Бонда о ловушках в доме, которые убьют ее, ежели она хоть когда-нибудь попытается сбежать.
