Сирни: Сказал, пускай, мол, ищут…
«Женщина»: Вам когда-либо приходило в голову, что же могло произойти?
Сирни: Нет. Никогда!
Позже полиции пришлось признать, что госпожа Сирни исключена из числа подозреваемых.
Время шло, времена года сливались в одно. Людвиг Кох терял свой бизнес один за другим, по мере того как тратил деньги и время на поиски дочери, скитаясь по ночным улицам, рассматривая беспризорных детей у венского Западного вокзала и даже юных проституток в квартале публичных домов, прося каждого встречного посмотреть на фотографию Наташи, которую носил с собой.
«Вы не встречали эту девочку? — спрашивал он. — Не видели ли ее с кем-нибудь?» Но беспризорники, наркоманы, проститутки, это городское отребье, лишь молча отрицательно качали головами.
У госпожи Сирни тоже был свой ад — сначала враждебность мужа, затем людей вроде Аннелиз Глезер. Вера ясновидящим придавала ей успокоение и надежду, но лишь ненадолго. Ничто не могло возместить утрату ее плоти и крови.
Мучения усугублялись каждый раз, когда в газетах появлялись сообщения о детоубийцах в других странах, и хуже всего пришлось в 2004 году, когда пресса заговорила о Мишеле Фурнире, «французском звере», убившем по крайней мере девятерых женщин и девочек. Некоторых своих жертв он заманивал в фургон, похожий на тот, в который, по показаниям одной свидетельницы, кто-то затаскивал Наташу. Госпожа Сирни сказала в вымученном интервью того времени:
Около трех недель назад, поздно вечером, когда я смотрела репортаж об аресте этого человека и узнала, что он часто пользовался белым фургоном, выискивая жертв, я сразу же подумала о Наташе. И я начала молиться: «Пожалуйста, нет, пожалуйста, нет, мой ребенок не может быть одной из его жертв…»
Я знаю одно: есть столько вещей, которые могут просто совпасть. Этот белый фургон — как раз одна из них. Тем временем я также узнала, как этот убийца заманивал своих жертв: он притворялся больным и просил о помощи. А Наташа всегда была готова оказать помощь. Она подошла бы к незнакомцу, если бы поняла, что ее помощь действительно необходима. Тогда она наверняка подошла бы к нему. А дальше я и думать не хочу. Мысль о том, что мой ребенок стал жертвой этого зверя, просто ужасна.
Когда ее в том же интервью спросили, не оставила ли она до сих пор надежды, что Наташа жива, она ответила: «Я никогда не лишусь этой надежды, пока не буду убеждена на сто процентов, что Наташа мертва. И я то и дело вижу в своих снах, как моя маленькая девочка появляется на пороге и говорит: „Мамочка, вот я и вернулась“. А пробуждение столь ужасно, потому что я возвращаюсь в реальность, где есть кошмарная неизвестность…»
