Рыдания поутихли, и она выслушала прерываемую всхлипами историю. Мать Луизы, вдова Анн-Мадлен Вернье, одна из многочисленных парижских ткачих, работавших на дому, тяжело заболела, и тогда в дом пришла нужда. Они продавали все, что можно было продать, потом очередь дошла и до ткацкого станка. Вскоре мать Луизы умерла, ее похоронили на этом кладбище для бедняков. Катрин явственно представила себе, что случилось с дочерью мадам Вернье после ее похорон, когда у нее не было возможности ни украсть, ни выклянчить хоть какую-нибудь еду, а также эти четыре ужасные ночи, которые девочка провела здесь, на что у нее самой никогда недостало бы мужества. Поговаривали, что студенты-медики выкапывают свежие могилы и продают трупы для медицинских целей, но она не знала, насколько в это можно верить. Во всяком случае, по прошествии двадцати четырех часов могиле уже не угрожала опасность. Со всей тактичностью и осторожностью, на какую она была способна, Катрин объяснила, почему вандализм, которого так страшилась Луиза, не может произойти и теперь уже точно не произойдет.
— Так что, как видишь, тебе больше незачем здесь оставаться, — утешала она девочку.
Луиза с жадностью слушала. Она медленно кивнула, внезапно растерявшись оттого, что груз ответственности сброшен и теперь ей уже не на чем сконцентрировать волю и не на что отвлечься от чувства свирепого голода, который она вдруг ощутила с такой силой, что обхватила себя руками и поежилась. Катрин сразу все поняла. Эти признаки голода были слишком характерны для города, где сотни людей перебивались без работы. Она вздохнула.
— Пойдем-ка ко мне, Луиза Вернье, — предложила Катрин, снова поднимая фонарь и коробку. — Хоть чем-нибудь накормлю тебя. — Ей было не очень-то удобно приводить к себе домой незнакомых людей, но хотелось хоть как-то исправить ту неоправданную жестокость, с какой она обрушилась на ребенка. К тому же она прекрасно помнила, как сама потеряла мать, будучи лишь на несколько лет старше самой Луизы, и какое это было мучительное время. — Сегодня переночуешь в тепле, у печки, — прибавила она.
Личико Луизы засияло, она мгновенно оживилась, подобрала свой узелок с пожитками и настояла на том, чтобы нести вещи своей благодетельницы. Чудо из чудес — ее собираются приютить и накормить. При свете фонаря она радостно засеменила рядом с женщиной.
От Катрин не укрылось выражение восторга на лице ребенка, и ей это не понравилось. Теперь личико девочки разгладилось, выражение страха и отчаяния исчезло, а глаза заблестели. Лучше всего прямо сейчас все прояснить.
