Заполненный товарищами берег | страница 12



— Давай, друже, простимся.

Я попробовал растерянно лепетать, что мы еще будем видеться, что ждем в редакции его стихи... Он спокойно остановил меня:

— Я старший, я лучше знаю.

Мы обнялись и трижды расцеловались.

Медсестра растерянно и испуганно глядела на нас.

И действительно знал: больше Евгения Ивановича я не видел — ни живого, ни мертвого.

Он тогда выписался из больницы, возвратился домой, потом похоронил Любовь Андреевну, написал подборку стихотворений и передал редактору, Сергею Ивановичу Законникову. Я рассказал ему о нашем последнем разговоре в палате, о вердикте докторов и предложил поставить стихи в летний номер. Сер­гей Иванович грустно улыбнулся:

— Саша, старик мудрый. Он предвидел это и попросил стихи поставить только в его, сентябрьский номер.

В августе Максима Танка не стало, поэта Божьей милостью, который однаж­ды сказал, что был бы счастлив, если бы знал, что и через сто лет после смерти, люди будут помнить хотя бы одно его стихотворение.

И теперь, когда я слышу имя Максима Танка, оно неизменно ассоцииру­ется у меня с его словами: «Можа, мы апошнія паэты, што вось так цікавяцца зямлёй».

Он и сам ушел в свою землю, чтобы лежать на деревенском кладбище рядом с матерью и отцом.

Ужин с Брылем

В мою жизнь Брыль вошел с детства, даже смутно помню обложки «Зялёнай школы» и «Ліпкі і клёніка». Знание, что их написал Янка Брыль, пришло, когда был уже старшеклассником и сам пытался писать. С тех пор читал все написанное Брылем. Да и моя литературная жизнь была непосредственно свя­зана с Иваном Антоновичем, с его вниманием и помощью. Неблагодарная это вещь набиваться в ученики к великим писателям, когда их уже нет в живых. Вот доживу и прочту в его дневниках, что он сам так считал, буду и рад, и благодарен, а если и не прочитаю, все равно был и буду признателен. Но и теперь, когда напишу новую вещь, где-то есть в подсознании, что это про­чтет Брыль.

Я писал о Брыле, не к семидесятилетию ли его, даже название помню «Жито, жизнь, книга...». Но из меня не большой писака даже и к юбилеям, хотя о Брыле написать хочется, и надо бы. И о нем самом — биография неординарная, — и о его творчестве. Иван Антонович с самого начала стал солдатом Второй мировой, для нас Великой Отечественной войны, пулеметчиком морской пехоты в польской армии в кровавых боях под Гдыней. Там был взят в плен, из которо­го удалось бежать только со второй попытки. Дома воевал в партизанах, после войны работал в периодических изданиях, а потом занялся только литературной работой. Он рано начал писать. Первые рассказы датированы тридцать седь­мым годом, это те, что он посчитал нужным включить в пятитомное собрание сочинений. Во время войны, до партизанки, им сделаны попытки двух повестей о только что пережитом: о по­беге из плена. Позже они лягут в основу «книги одной молодо­сти» — романа «Птицы и гнезда».