Заполненный товарищами берег | страница 12
— Давай, друже, простимся.
Я попробовал растерянно лепетать, что мы еще будем видеться, что ждем в редакции его стихи... Он спокойно остановил меня:
— Я старший, я лучше знаю.
Мы обнялись и трижды расцеловались.
Медсестра растерянно и испуганно глядела на нас.
И действительно знал: больше Евгения Ивановича я не видел — ни живого, ни мертвого.
Он тогда выписался из больницы, возвратился домой, потом похоронил Любовь Андреевну, написал подборку стихотворений и передал редактору, Сергею Ивановичу Законникову. Я рассказал ему о нашем последнем разговоре в палате, о вердикте докторов и предложил поставить стихи в летний номер. Сергей Иванович грустно улыбнулся:
— Саша, старик мудрый. Он предвидел это и попросил стихи поставить только в его, сентябрьский номер.
В августе Максима Танка не стало, поэта Божьей милостью, который однажды сказал, что был бы счастлив, если бы знал, что и через сто лет после смерти, люди будут помнить хотя бы одно его стихотворение.
И теперь, когда я слышу имя Максима Танка, оно неизменно ассоциируется у меня с его словами: «Можа, мы апошнія паэты, што вось так цікавяцца зямлёй».
Он и сам ушел в свою землю, чтобы лежать на деревенском кладбище рядом с матерью и отцом.
Ужин с Брылем
В мою жизнь Брыль вошел с детства, даже смутно помню обложки «Зялёнай школы» и «Ліпкі і клёніка». Знание, что их написал Янка Брыль, пришло, когда был уже старшеклассником и сам пытался писать. С тех пор читал все написанное Брылем. Да и моя литературная жизнь была непосредственно связана с Иваном Антоновичем, с его вниманием и помощью. Неблагодарная это вещь набиваться в ученики к великим писателям, когда их уже нет в живых. Вот доживу и прочту в его дневниках, что он сам так считал, буду и рад, и благодарен, а если и не прочитаю, все равно был и буду признателен. Но и теперь, когда напишу новую вещь, где-то есть в подсознании, что это прочтет Брыль.
Я писал о Брыле, не к семидесятилетию ли его, даже название помню «Жито, жизнь, книга...». Но из меня не большой писака даже и к юбилеям, хотя о Брыле написать хочется, и надо бы. И о нем самом — биография неординарная, — и о его творчестве. Иван Антонович с самого начала стал солдатом Второй мировой, для нас Великой Отечественной войны, пулеметчиком морской пехоты в польской армии в кровавых боях под Гдыней. Там был взят в плен, из которого удалось бежать только со второй попытки. Дома воевал в партизанах, после войны работал в периодических изданиях, а потом занялся только литературной работой. Он рано начал писать. Первые рассказы датированы тридцать седьмым годом, это те, что он посчитал нужным включить в пятитомное собрание сочинений. Во время войны, до партизанки, им сделаны попытки двух повестей о только что пережитом: о побеге из плена. Позже они лягут в основу «книги одной молодости» — романа «Птицы и гнезда».