— Да. — Пьета немного помолчала. — И еще я слышала, что ты скоро женишься. Мои поздравления.
Он включил кофемолку, и на минуту их слова заглушил шум.
— Кто, я? Ах да, спасибо.
Ей показалось, что ему отчего-то сделалось неловко.
— И ты будешь венчаться у Святого Петра, как и моя сестра Адолората?
Микеле замялся, словно не умея подобрать подходящие слова:
— Ну да, мы, в общем, так и собирались, но…
— Что? — не удержалась Пьета.
Он взглянул на нее: теперь лицо его было непроницаемо.
— Мы подумали, что все происходит слишком быстро, так что мы решили немного повременить.
— О, понятно. — Пьета подумала о том, что же на самом деле он имел в виду. — Ладно, по крайней мере, у твоей невесты появится больше времени, чтобы обдумать фасон свадебного платья.
— Да уж, времени у нее более чем достаточно. Нет нужды бросаться с головой в омут.
— Вот и отлично. В том, что касается свадеб, лучше не пороть горячку, — пробормотала она и поспешно добавила: — Столько всего надо предусмотреть!
Поставив на прилавок ее кофе и положив пирожное, Микеле неуверенно улыбнулся.
— Приятного аппетита. Скоро увидимся, — сказал он и отвернулся.
По дороге к Холборну Пьета, потягивая кофе из бумажного стаканчика и отщипывая по кусочку пирожное, размышляла, не решил ли часом Микеле дать задний ход. Быть может, она, придя на работу, обнаружит, что имя Элен вычеркнуто из журнала записей, и сегодня вечером не придется допоздна трудиться над свадебным платьем для невесты Де Маттео.
В салоне царила праздничная атмосфера. Николас остался дома с жестокой летней простудой, и, поскольку он практически никогда не брал выходных, его отсутствие вдохновило всех на некоторое легкомыслие. Девушки из мастерской, устроив чаепитие в гостиной, громко смеялись. Много времени прошло впустую, и на протяжении всего дня Пьета то и дело ловила себя на том, что постоянно возвращается к своим наброскам для платья Де Маттео и вносит изменения. Она убедила себя, что Микеле передумал жениться и платье никогда не будет закончено; эта мысль давала ей ощущение свободы, которого она не испытывала долгие годы. Она добавляла причудливые детали, которые, как она знала, Николас никогда не одобрил бы: асимметричную бретельку, сплошь украшенную толстыми бутончиками пиона из тафты с бледно-розовой каемочкой; подол, подхваченный спереди экстравагантной оборкой и чуть открывающий ногу. Невеста Микеле, по всей вероятности, никогда не увидит эти наброски. Это был просто полет фантазии Пьеты. Но хотя она и заглядывала в журнал несколько раз в течение дня, имя Элен по-прежнему в нем значилось.
