Николас был четвертым из тех, кого кайзер удостоил своим вниманием. Несколько секунд он молча и пристально вглядывался в него своими голубыми глазами. Уж не ищет ли он признаков моего еврейского происхождения, хладнокровно подумал Николас. Он стоял навытяжку и ждал, когда к нему обратится монарх.
На многочисленных портретах — а они были всюду: на стенах, на пепельницах, пивных кружках, барельефах, почтовых марках, на серебряных и золотых монетах — кайзер всегда изображался юным и представительным. На самом деле вблизи было видно, что время оставило на нем свои следы.
— Добро пожаловать в Потсдам, капитан Каради, — сказал он. — Мы надеемся, что вы чувствуете себя здесь у нас как дома. Мы товарищи по оружию, окруженные целым сонмом врагов, но наш союз несокрушим. Никого в целом свете я не чту так высоко, как вашего великого государя. Со времени конференции в Альхесирасе я еще более, чем прежде, убедился в том, какого верного союзника я имею в лице Австрии.
Франц Фердинанд, стоя на шаг позади кайзера, кивнул в знак согласия, рот его скривился в улыбке, глаза же оставались безучастными. В Николасе вдруг проснулись чувства венгра.
— И в лице Венгрии также, Ваше Величество, — дополнил он.
Лицо кайзера омрачилось. Он допустил оплошность и был в ней уличен. Его союзником была не Австрия, а, разумеется, Австро-Венгрия. Каради почувствовал, как на него повеяло холодом. Полуулыбка на лице эрцгерцога исчезла. Каждый знал, что будущий император не жаловал ни евреев, ни венгров, а Николас был тем и другим.
— Желаю приятного пребывания в Германии, — резче, чем обычно, закончил разговор кайзер, при этом своей здоровой рукой якобы по-приятельски хлопнув его по плечу. Это был сильный хлопок, слишком сильный, чтобы считать его знаком благосклонности монарха. — Веселитесь, но не увлекайтесь слишком сильно, — добавил он, подмигнув, и последовал дальше.
Когда Николас позднее шел через Овальный зал, он увидел Алексу, окруженную офицерами, которые, и это было очевидно, были от нее в восхищении, и, что не подлежало сомнению, казалось, все были в нее влюблены. Она увидала Николаса, извинилась и подошла к нему.
— Я на вас сержусь, — без обиняков объявила она. — Вы уже довольно давно в Берлине и ни разу даже не показались. Приходится довольствоваться только слухами. Я, в конце концов, ваша свояченица. Или это уже не так?
Она говорила голосом Беаты и смотрела глазами Беаты.
— Вы слишком похожи на нее, — непроизвольно вырвалось у него.
