— Ты же говорила, что у него есть какая-то квартира в Москве? — поинтересовалась Римма.
— Не какая-то, а та самая, где ты сейчас находишься, — недобро усмехнувшись, ответила Бубнова. — Не квартира, а хлев!
— Пусть хлев, зато московский, — попыталась утешить ее Римма.
— Тебе легко говорить, у тебя денег — прорва, а мне как быть? — почти крикнула Оксана, и беззаботная улыбка, красовавшаяся на лице Козловой, задергавшись, стала сходить на нет.
— Ты можешь толком сказать, что произошло? — чуть жестче спросила она. — Я что-то запуталась. Если я ничего не путаю, шесть лет назад ты хотела приехать в Москву, выйти замуж, зацепиться за прописку и поступить в институт, так? — она вопрошающе посмотрела на Оксану. — Так какого рожна тебе еще нужно? По-моему, сбылось все, что ты загадала.
— Что сбылось, что, скажи на милость, сбылось?! — крикнула Ксюха. — Жизнь на копейки, тухлый однокомнатный клоповник с видом на помойку? Да к твоему сведению, я здесь еще даже не прописана. Один Бог знает, сколько мне пришлось приложить усилий, чтобы добиться хотя бы этого. В загс я волокла Нестерова, словно свинью на веревке, думала, пупок развяжется, пока доведу, а чтобы выжить из этой конуры его дочь и переехать сюда самой, мне пришлось забеременеть!
— Что ты такое говоришь? — глазищи Риммы чуть не выкатились из орбит, а нижняя губа, оттопырившись, превратилась в заслонку для русской печи.
— То и говорю, что слышишь! — прорвало Ксюху. — Мой дерьмовый муженек не смог даже ребенка по-человечески заделать, пришлось помощи просить на стороне. Узнав, что я беременна, он переселил меня сюда из жалости, не мыкаться же по чужим углам с грудным младенцем. Конечно, никуда он не денется, ребенка он к себе пропишет, не висеть же ему, бедному, в воздухе, но о моей прописке в этой дыре даже и речи не идет!
— Ксюх, — с жалостью произнесла Римма, поглаживая ее ладонь, — один положительный аспект в этой истории все же есть. Подумай, ведь твой Нестеров в тебе души не чает, это, конечно, мелочь, но приятно, правда?
Оксана опустила глаза, но потом, будто на что-то решившись, вскинула их и медленно, с усилием выдавливая из себя по одному слову, зло прошептала:
— Нестеров… меня… ненавидит.
— А как же любовь, ведь ты говорила… — растерялась Римма.
— Единственный человек, которого он действительно любит, — это его бывшая жена, — тихо сказала она, и по ее щекам тонкой полоской скатилась слезинка.
— Не плачь, Ксюх! — Римма потрясенно хлюпнула носом. — Если ты его любишь, то все можно вернуть, верь мне…
