Семь трудных лет | страница 87
Не спрашивая мнения остальных членов «профбюро», Подгурский встал на сторону директора. Он даже не подсказал Корызме, что тот может апеллировать в вышестоящую инстанцию, и не сделал ничего, чтобы ему помочь. Подгурский повсюду распространял домыслы о том, что Корызму нужно уволить как можно быстрее, поскольку тот якобы обкрадывал универсальные магазины. Знаменитая в секции коллекция грампластинок Корызмы — не что иное, как плоды этой кражи. Клевета сделала свое. «Профбюро» пошло за Подгурским. Только один его член, Кшиштоф Бауэр-Чарноморский, имеющий британское подданство и работающий в «Свободной Европе» как аналитик радиопередач, а это значит — в подразделении, независимом от Новака, имел смелость защищать Корызму и требовал соблюдения условий коллективного договора. Этим он восстановил против себя Новака и на новых выборах в результате стараний доверенных лиц директора уже не прошел в состав «профбюро».
А между тем Корызма обжаловал в суде решение о своем увольнении. Он требовал возврата на службу и возмещения убытков в размере десяти тысяч марок. Независимо от этого он обратился с личной жалобой на Новака за клевету, так как директор не только Подгурскому рассказывал о мнимых кражах Корызмы в универсальных магазинах. Дело закрутилось и… Корызма исчез. Когда он пропал, уже никто не поддерживал его жалобы, поданной в суд, и она вообще не рассматривалась. Новак торжествовал.
Только через некоторое время мы узнали, что Корызму арестовала западногерманская полиция и, хотя в силе было еще разрешение на его проживание на территории ФРГ, он был доставлен во Францию — в страну, которая ранее предоставила ему политическое убежище, когда он решил искать актерскую славу на Западе. В Страсбурге западногерманские полицейские, передавая Корызму французским чиновникам, одновременно вручили им медицинское заключение, в соответствии с которым он считался психически больным с проявлениями опасной для окружающих мании преследования. Его поместили в закрытое психиатрическое заведение. Таким образом, повторилась история шотландки, жены графа Михаловского. А те, кто еще не знал или не верил, что у Новака очень длинные руки и что он ни перед чем ни отступит, получили наглядный урок.
Подобной же шумихой закончилось дело Кавки и его жены. Новак еще раз доказал, на что он способен, когда кто-нибудь отваживался в споре с ним сохранить чувство собственного достоинства. Кавка уже во второй раз приехал на работу в «Свободную Европу». В первый раз ему что-то не понравилось, и он возвратился в Швецию, где надеялся устроиться лучше, чем в столице Баварии. Надежды не сбылись, поэтому он опять вернулся в Мюнхен. Новак дал Кавке место, но тому хотелось, чтобы в «Свободной Европе» работала и его жена, очень элегантная женщина. Она имела специальность манекенщицы и декоратора витрин. Не знаю, что бы она могла делать в редакции, но некоторые пани даже и такой квалификацией не могли похвастаться. Жена Кавки приглянулась Новаку, но против нее ополчился его заместитель Михал Гамарников-Гурецкий. Люди посвященные утверждали, что это просто так не кончится…