Семь трудных лет | страница 22
Тогда в атаку ринулся влюбленный пан Анелек. Он сам явился к господину Б и категорически заявил, что его подруга наверняка работник польской разведки. За это он ручается, поскольку он, Богумил Анелек, также является работником разведки, специально направленным в ФРГ, чтобы на месте проверить, как выполняет свое задание пани Роза.
Дело разрослось. Им в конце концов заинтересовались американцы. Пана Богумила увезли во Франкфурт-на-Майне. В течение двух месяцев, как он мне рассказывал, Анелек жил в роскошной вилле, ел досыта три раза в день, ежедневно принимал горячую ванну. О самих допросах говорил весьма туманно. Из его рассказов я понял, что беседовали с ним психологи и психиатры, что описываемые им картинки, которыми пользовались в ходе исследований, были тестами. Американцы использовали также детектор лжи, но он якобы справился даже и с этой машиной. В стремлении представить себя работником разведки пан Анелек был очень забавен.
Обособленную, вначале сплоченную группу составляли так называемые «турки». Это были поляки, участники туристической поездки, которые в 1963 году поплыли на теплоходе «Победа» по Черному и Средиземному морям вокруг Европы. В Стамбуле они не вернулись на теплоход и попросили политического убежища. Ими занялись американцы и привезли самолетом в Цирндорф. Среди «турков» больше всех задирала нос некая дантистка. Эта особа убежала не столько из Польши, сколько от мужа. Она отправилась в путешествие с зубным техником, с которым еще на родине поддерживала не только профессиональные контакты. Эта пара воображала, что в «свободном мире» легко устроиться. Дантистка очень плохо переносила Цирндорф и царившие в нем обычаи. Особенно она страдала, когда ее допрашивали американцы. С возмущением она комментировала их обычаи — класть ноги на стол, курить сигареты и жевать резинку в ее присутствии. А больше всего ее раздражал тот факт, что они пренебрежительно не замечали в ней дамы и красивой женщины, какой она себя считала. Ее техник легче переносил лагерные условия. Над ним подшучивали, за то что он любил при различных оказиях начинать фразу со слов: «Мы, врачи…»
Когда сегодня я думаю о людях, которых встретил в Цирндорфе, они невольно вызывают у меня сочувствие. Я знаю, что они его не заслуживают, но верно и то, что не каждый из них был дрянью, хотя с точки зрения морали они достойны осуждения. Часть этих людей — жертвы рассказов о Западе, сияющем неоновой рекламой, забитом автомобилями, магазинами с богатым ассортиментом роскошных товаров, каких не встретишь у нас даже в комиссионках. Такие описания Запада попадаются в наших журналах, являются фоном импортируемых в страну фильмов. Западные радиостанции, особенно «Свободная Европа», подсовывают слушателям заманчивую картину благополучия и сытости, формируют поверхностное представление о капиталистическом мире и обещают каждому беглецу из Польши сказочное будущее. Достаточно, мол, оказаться на Рейне, Сене, Темзе или Гудзоне, чтобы стать владельцем автомобиля, виллы с садом и гардеробов, заполненных роскошными нарядами. Простаки, несмотря ни на что, дают себя соблазнить мнимой доступностью «сладкой жизни» — и оказываются в Цирндорфе. Соприкосновение с лагерной действительностью становится для этих людей тяжелым потрясением.