Не собираясь прятаться, Настя тем не менее замерла и прислушалась.
— Будешь действовать в точности как я, — сказал первый голос. — У объекта отличные показатели. Так что все пройдет без сучка без задоринки.
— Договаривались же не повторяться, — закапризничал второй голос. — Это чертовски опасно! Я, конечно, провел предварительную подготовку, но сделал это безо всякой охоты. Мне кажется, что меня подставляют!
— Никто не собирается тебя подставлять. Все продумано до мелочей, ты же знаешь.
— А почему тебя не задействуют? Ты — лучший.
— Не твое дело.
— Ну, хорошо, хорошо. Но мне нужны кое-какие подробности. Я ведь работал раньше на других операциях.
— Не здесь, Аврунин. Детали мы обсуждаем только под открытым небом.
— Ладно, скажи, где и когда мы их обсудим. И учти — времени совсем не осталось.
Мужчины дошли до кабинета, в котором находилась Настя, и она, повинуясь шестому чувству, спряталась за дверью.
— Давай сегодня в семь в начале Тверского.
— А где у него начало? — сердито спросил невидимый Аврунин. — С той стороны, где Пушкин, или с той, где Грибоедов?
— С чего ты решил, что это Грибоедов? — ехидно поинтересовался его собеседник, и Настя, с максимальной осторожностью выглянувшая из-за двери, увидела, что это не кто иной, как искомый усатый!
— Не знаю, — огрызнулся Аврунин. — По крайней мере, я никакой надписи на постаменте не видел.
— И ты решил, что все неподписанные памятники принадлежат Грибоедову?
— Так с какой стороны встречаемся? — ощетинился тот.
— Со стороны поэта.
— Какого?!
— Аврунин, тот, который дальше от Пушкинской площади, совсем даже не Грибоедов.
— Мне все равно.
Настя видела, что он не на шутку рассержен. Это оказался маленький человечек, похожий на актера, исполняющего роль поросенка. У него была здоровая ярко-розовая кожа и крошечный круглый нос. Вместо волос, еще буйных над ушами, на макушке дыбом стоял светлый пушок. Коротенькое тело, обросшее сальцем, переваливалось через брючный ремень и распирало рубашку, угрожая пуговице на животе.
— Пойдем, Аврунин, я провожу тебя до машины, — сказал усатый и пропустил его вперед.
Едва они скрылись из виду, как на столе пронзительно заверещал телефон. Испугавшись, что, услышав звонок, усатый вернется и догадается, что она подслушивала, Настя метнулась к столу и схватила трубку, решив ничего не говорить. Авось звонивший подумает, что во всем виновата плохая слышимость.
Однако никто не сказал в трубку: «Алло!» или что-нибудь подобное. Приглушенный женский голос, едва Настя приложила ее к уху, мягко произнес:
