Время перевалило за полночь, а Шалтай всё смаковал подробности грядущего путешествия, воображая больше и больше приятных подробностей и мелочей.
В дверь позвонили.
– Это, наверное, Марфа Петровна, – всполошился Шалтай. – Я обещал отвезти её на кладбище к полуночи и – забыл.
Шалтай виновато посмотрел на Сгущёнкина.
– Да что ей делать в полночь на кладбище? – удивился Сгущёнкин.
– Собрание у них там какое-то…
– Ничего себе…
Сгущёнкин пошёл открывать. Шалтай с ним. За дверью действительно оказалась Марфа Петровна. Сгущёнкин впервые увидел её без суровой старушки за плечами, и это произвело на него странное впечатление, будто он увидел Марфу Петровну голой. Сгущёнкин смущенно отвёл глаза. А Марфа Петровна, пребывающая «на взводе» заговорила, одновременно перебегая с места на место, и этими хаотичными перебежками приближаясь к кухне.
– Я полчаса стою под вашей дверью, Вячеслав, и жму в звонок! – возмущенно говорила она. – Вы обещали! Что за безответственность! Хорошо, что додумалась поискать Вас здесь. Вы же меня подставляете.
К моменту произнесения этой фразы Марфа Петровна достигла кухни. Шалтай и Сгущёнкин послушно следовали за ней.
– Дайте человеку хоть чаю попить, – не слишком уверенно попытался вступиться за друга Сгущёнкин. Рядом с тазиком замоченной одежды Марфа Петровна увидела чашку недопитого чая, схватила её и осушила одним глотком.
– Всё. Нет больше чая, – безаппеляционно заявила она, – кончился.
– Я – машину заводить, – робко вставил Шалтай и попятился к выходу.
Сгущёнкин, всерьёз думавший примкнуть к правоверной Марфе Петровне и уже начавший тайно лелеять мысль причислиться к лику святых, резко выкинул эту идею из головы. Если из нерелигиозного Шалтая Марфа Петровна все соки выжимает, что ждёт его, ступи он на скользкий путь смиренных молитв на ночном кладбище под руководством бывшего директора вещевого рынка. «Нет уж, – подумал он. – Я лучше чаю попью».
Глава 14 Волнения в доме по улице Салтыкова-Щедрина
Сгущёнкин довольствовался спокойной жизнью, попивал чаи, заботился о сынишке и был счастлив от беззаботности. Он и не подозревал, какие волнения набирают силу за его спиной. А дело обстояло следующим образом: Игнат Савельич пыхтел над картой звёздного неба, когда в голову его постучала простая мысль: вдруг Сгущёнкин просто дурит их семейство? Вдруг он давно решил не вступать в их ряды, а его «подумаю» – всего-навсего форма вежливого отказа?
На семейном совете он высказал это предположение, семейство астрологов посовещалось и пришло к выводу, что необходимо построить подробный Сгущёнковский гороскоп, выдающий все особенности его судьбы и характера.
