Газета Завтра 1030 (33 2013) | страница 39
Наш учитель добился льгот: участники исторического кружка получали 150 граммов хлеба с сахарным песком. Стимул сработал, и весь 9 "Б" заинтересовался древностью: приносили легенды о походах Аттилы, Ганнибала, Юлия Цезаря, собирали репродукции, былины, предания, сказания о древней Руси, о Египте, Византии, о дворцах династии Минь. Ребятам отвели угол в кабинете истории, они по-свойски обращались с Рюриками, Чингисханами, Людовиками и по-хозяйски обсуждали мировые проблемы - ученик на уроке спрашивает: "Вот Пушкин пишет, что бунт бессмысленный, но восстание рабов в древнем Риме разве было бессмысленно? Ведь Спартак, Степан Разин, Пугачёв выступали против рабства - за правду и справедливость?" Школьник в двух словах выразил учение Маркса, диалектику Гегеля и мудрость Сократа. Другой возмущался: "Космополиты осуждают Дарвина - ставят под сомнение его теорию эволюции видов. Полистаешь учебник истории - сплошные войны, нашествия, разрушения; по-моему, Дарвин великий уже потому, что помог людям понять причину их идиотских поступков".
Г.С.О. (так мы называли учителя между собой) поощрял дискуссии и направлял споры в творческое русло: например, почему земельная реформа у французов получилась, а у Столыпина сорвалась? Неожиданно для всех серенький троечник Гоша Галкин бойко доказывал, что у Наполеона трудовых побед было не меньше, чем военных: "Возмущённая фронда хотела сеять хлеб, разводить виноградники, люди хотели создавать фермы, строить пекарни, маслобойни, мануфактуры, хотели торговать. Любое дело начинается с земли. Но земля была в руках латифундистов (в России у помещиков). Наполеон решил дело гениально просто: тем землевладельцам он объяснил требование общества. Или компромисс, или фронда сотрёт вас, как Бастилию. Компромисс был достигнут без гражданский войны. Средний класс получил землю, во Франции начался индустриальный бум". Гоша Галкин, оказывается, вчера прочитал о гражданском кодексе Наполеона и шпарил, как заправский политолог: "В России Пётр Столыпин решил повторить гражданский подвиг Наполеона: ситуация, казалось бы, аналогичная - русский хлебороб рвался на свободные земли, в Думе премьер доказывал: "Дадим мужику землю - получим сильную Россию". Общественность поддерживала, газеты писали: "Ещё пять лет столыпинских реформ, и революция в России будет не нужна!" Сказано конгениально: виднелась реальность великого компромисса без катастроф и разрушительных войн. Дело было пошло: казна помогала крестьянам обживать земли за Уралом, на Алтае. Открывали земельные банки, давали льготные кредиты, помогали транспортом и даже семенами. Многие прижились в Сибири. Но воспротивились помещики: "Кто же будет кормить барина, если пахарь уйдёт на вольные земли?" Нахлебников несть числа. Рушилась вся система. Оказалось, для хороших реформ мало иметь благие пожелания, надо иметь силу, способную преломить сопротивление тех, кто привык шиковать на нищете народной". У Столыпина не было такой силы, и он проиграл - его застрелили в присутствии царя, в театре, на глазах у почтенной публики. Реформаторы поняли: власть не дают, власть берут.