Он выехал на полукруглую подъездную дорожку Манроу-Хауса и свистом подозвал конюха. Тут же из конюшни выбежал слуга в ливрее и принял лошадей, а Коннолл спрыгнул на землю и пешком пошел к входной двери.
– Доброе утро, милорд, – сказал дворецкий, открывая перед ним дверь.
– Доброе утро. Могу я видеть мисс Манроу? – спросил он, отдавая бобровую шляпу и перчатки, но, не снимая пальто. Он не собирался находиться там долго.
– Если вы подождете в утренней комнате, я справлюсь. Кивнув, Коннолл прошел в ближайшую комнату и остановился.
– Миледи, – произнес он, отдав легкий поклон и мысленно чертыхнувшись при виде женщины, сидящей на диване перед камином.
– Лорд Роли. Посидите со мной. – Леди Манроу показала на диван.
– С удовольствием, – сказал он, присаживаясь.
– У меня есть несколько вопросов к вам, милорд, – продолжила виконтесса, слегка повернувшись к нему.
Вопросы, которые в более традиционных домах, скорее всего, задал бы патриарх. Но Коннолл сомневался, что лорд и леди Манроу обмениваются информацией.
– Я к вашим услугам.
– Ваши родители, – без всякой преамбулы начала виконтесса. – Какой у них был брак?
Коннолл сумел скрыть неудовольствие.
– Мои родители умерли. Спрашивайте обо мне.
– Я считаю, что родители оказывают влияние на детей. Я хотела бы знать о них.
Он не мог возразить против такого аргумента, как бы ни был ему неприятен этот разговор.
– У моих родителей был очень прочный и счастливый брак. Настолько прочный, что когда отец умер от инфлюэнцы, мать последовала за ним без всякой видимой физической причины уже через месяц.
– Гм… В то утро, когда Эванджелина впервые встретилась с вами, она охарактеризовала вас как пьяницу. Я не могу позволить, чтобы за моей дочерью ухаживал пьяница.
– Прошу прощения. Но Джилли и я обсуждали этот вопрос, и она вполне удовлетворена моими ответами.
Виконтесса коротко кивнула:
– Очень хорошо. В таком случае я сделаю всего лишь заявление. Я не верю вам, что моя дочь вам подходит, и прошу вас прекратить визиты к ней.
Наступило время забыть о вежливости.
– Я перестану навещать Джилли, когда и если она сама попросит меня об этом.
– Да как вы смеете…
– Доброе утро! – произнесла Эванджелина, впорхнув в комнату. Судя по ее искусственной улыбке, она слышала, по крайней мере, часть разговора, и Коннолл хотел бы знать, насколько далеко она пойдет в своем вызове матери, если пойдет вообще.
Коннолл встал, взял ее руку и поднес к губам. Уже при одном взгляде на нее он ощутил, как забурлила в нем кровь.
