Моя квартира встретила меня полным равнодушием. Я не увидел никаких признаков своего отсутствия: ни плесени в макаронах, ни пыли на книжных полках, ни увядших цветов. И только тогда я с полной ясностью осознал, что те полжизни, что я провел в заключении, были всего лишь жалкими семьюдесятью двумя часами.
Я подошел к воротам в тот момент, когда Илья переступал порог спецприемника. Наш лимузин задерживался минуты на три. У ворот стояли двое караульных. Один из них подозвал меня жестом.
— Слышь, — крикнул он, — чё там, в городе-то, делается?
— Нормально все, — говорю, — в Москву ввели войска, аресты продолжаются.
— Блин, — сплюнул он, — когда же все это кончится…
Вдруг караульный неожиданно напрягся и резко произнес:
— Машину от ворот убрали! Здесь нельзя парковаться!
Я обернулся и увидел длинный черный «Хаммер». Синий неоновый свет, лившийся из-под днища, освещал грязный, покрытый трещинами тротуар. Из задней двери вывалился Иванов, за ним Герман, Стасик и Налич с гитарой. Им навстречу шел улыбающийся Иванкин.
— К нам приехал, к нам приехал, — затянул Петя, — Илья Иванкин да-а-а-рагой!
— Слушайте, парни — Илья покосился на людей в форме, — кажется, мне теперь можно выпить? Или как?
