После этого он велел спустить с кормы по правому борту шлюпку. Конец другой веревки второй помощник привязал к носовому фалиню лодки. Потом он отобрал четырех матросов и приказал им взять с собой, помимо весел, цепные крюки; помощник собирался добраться на шлюпке до чистой воды. Там, среди скопления водорослей, он бросит верпы в самые густые их заросли, после чего мы подтянем шлюпку обратно к судну за канат, привязанный к фалиню. “Потом, — сказал он, — мы прикрепим канат к подъемному вороту и вытащим его из этой чертовой силосной ямы!”
Водоросли оказались большим препятствием для шлюпки, чем, по-моему, он рассчитывал. После получасовых усилий они едва отплыли от парусника на двести футов, однако столь густыми были заросли водорослей, что видели мы не саму лодку, а лишь то, как они колышутся, когда они прокладывают через них путь.
Минуло еще четверть часа, в течение которых три оставшихся на корме матроса травили канаты. Вдруг меня кто-то позвал по имени. Обернувшись, я увидел в сходном люке капитанскую дочь, которая манила меня к себе. Я подошел к ней.
— Мой батюшка хочет знать, мистер Филипс, как у вас обстоят дела?
— Неважно, мисс Ноулз, — ответил я. — Неважно. Здесь очень густые заросли водорослей.
Она понимающе кивнула и, повернувшись, собралась спуститься вниз, но я на мгновение задержал ее.
— Как самочувствие вашего отца? — осведомился я.
Она быстро вздохнула.
— Уже очнулся, — сказала она, — но так слаб. Он…
Громкий возглас одного из матросов не дал ей договорить:
— Боже правый, парни! Что это было!
Я резко обернулся. Перегнувшись через гакаборт, матросы пристально смотрели перед собой. Я бросился к ним, а за мной мисс Ноулз.
— Тсс! — вдруг произнесла она. — Слушайте!
Я уставился туда, где, как я знал, находилась шлюпка. Заросли вокруг нее как-то странно дрожали — даже там, куда они не могли дотянуться баграми и веслами. Неожиданно раздался голос второго помощника:
— Берегитесь, парни! Боже мой, берегитесь!
И тут же хрипло вскрикнул, словно от внезапной мучительной боли.
Я видел, как взметнулось вверх весло и с ужасающей силой обрушилось вниз, как будто им по чему-то ударили. Затем второй помощник заорал: “Эй, на борту! На борту! Тяните канат! Тяните канат!” — и издал пронзительный вопль.
Когда мы ухватились за канат, я увидел, как заросли со всех сторон заколыхались, и до нас через всю эту бурую мерзость донесся страшный, тут же захлебнувшийся крик.
— Тяните! — завопил я, и мы принялись за дело. Канат натянулся, но лодка с места не сдвинулась.
