В питерском фильме «Лох — победитель воды» с Сергеем Курехиным, несмотря на некоторый абсурд сюжета, очень прозорливый финал: романтичный кооператор, торговавший компьютерами и в одиночку воевавший с мафией, в итоге становится главнейшим человеком в этой самой мафии и ему по телефону ежедневно диктуют цифры всех тайных банковских счетов. Комсомольские руководители, получившие разрешение податься в бизнес, криминальные братки, вчерашние фарцовщики, сотрудники НИИ, оставшиеся без будущего — новая русская буржуазия рекрутировалась из самых разных слоев.
Интересно сравнить три экранизации «Золотого теленка». В 1960-х, с Юрским, это была история о том, что миллионер, будь он тихоня или авантюрист, все равно не уместен в нашем обществе и обречен на проигрыш. В 1990-х, с Сергеем Крыловым, миллионер побеждал и получал все, вопреки устаревшему финалу романа.
Недавний телесериал с Меньшиковым вновь ставит очевидность такой победы под сомнение, но сомнение это уже не прогрессивного, а консервативного плана. Нам напоминают: мы в Азии, и здесь не просто ездят на верблюдах и кладут рельсы в песок, но правящий класс всегда и полностью совпадает с государственной администрацией, а значит, нет места для каких-то отдельных от власти, пусть и подпольных, миллионеров.
Параллельно буржуазии через кино пытались отыскать свой образ и русские гуманитарии. В 1980-х паролем идентичности для них были захаровские фильмы с Янковским, плюс Андрей Тарковский. Автопортретом был образ внутреннего эмигранта, не понятого тупым и жестоким обществом. Даже Штирлица — умного и печального разведчика в Третьем Рейхе — они ощущали как себя самих в позднем СССР.
Потом, в перестройку, энтузиазма прибавилось, и опознавательными стали фильмы Соловьева про Ассу, черную розу и дом под звездным небом. Разъезжавшемуся по швам советизму новое поколение гуманитариев противопоставляло свой раскомплексованный художественный экстаз и обаятельную невменяемость. Мафии в фильмах Соловьева противостоят бессюжетные сны, а государству — полулегальные рок-концерты.
С тех пор идентичность нашего гуманитарного слоя принципиально не менялась. Отечественное кино почти закончилось. Во второй половине 1990-х своими у российской богемы признаются картины сербского анархиста Эмира Кустурицы: «Сны Аризоны», «Андерграунд», «Черная кошка — белый кот». Атмосфера этих фильмов — гротескная и самоубийственная предельность поведения героев. Причем главные герои относят себя к народу, у которого нет будущего — алеуты, югославы, дунайские цыгане. Перед нами истеричный восторг наблюдения за собственной исторической обреченностью.
