— Это я, — сказала Дези шепотом, — ты спишь?
— Нет.
Она быстро подошла к моей постели, наклонилась и поцеловала меня.
— Простишь ли ты мне? — сказала она мне на ухо.
— Что простить? — спросил я ее слабым голосом.
— Если бы я не задержала тебя тогда, ты бы убежал из труппы, теперь был бы уже далеко, и с тобой не случилось бы сегодняшнего несчастья.
Лунный свет падал через низкое отверстие окна, и мне показалось, что по бледному лицу Дези текли слезы. Тогда мне захотелось показаться молодцом.
— Это пустяки, — отвечал я, — разве ты считаешь меня неженкой?
Я хотел пошевельнуть больной рукой, но острая боль заставила меня застонать.
— Вот видишь ли, — повторила девочка, — это все из-за меня, все из-за меня!
И быстрым движением она расстегнула свою кофточку. Вот посмотри, — проговорила она, — пощупай.
— Что?
Тогда она взяла потихоньку мою здоровую руку и положила на свою возле локтя, я почувствовал точно кровь.
— Когда я увидала, что ты сломал себе плечо, я укусила себя за руку так сильно, как только могла укусить, потому что настоящие друзья должны страдать заодно.
То, что она сделала, было до крайности глупо, но меня это так растрогало, что мне хотелось заплакать.
— Разве ты бы не сделал того же самого для меня? Я принесла тебе веточку винограда, достала из сундука. Тебе хочется есть?
Мне хотелось пить, поэтому я съел виноград с наслаждением.
Она принесла мне еще стакан воды, ступая так легко, точно привидение.
— Теперь пора спать, — с этими словами Дези тихонько положила мою голову на подушку. — Выздоравливай поскорее, чтобы мы могли убежать. Я не хочу, чтобы ты еще раз лазил на шест, все эти дурацкие фокусы совсем не по тебе.
— А если Лаполад силой меня заставит?
— Смеет он. Тогда я напущу на него Мутона. Это не трудно. Один хороший удар лапой, и от него ничего не останется.
На пороге двери она остановилась еще раз, дружески кивнула головой и сказала — спи!
После ее ухода мне стало легче, точно и вывихнутое плечо меньше ныло и горело. Я наконец нашел удобное положение и заснул с мыслью о матушке, растроганный, но уже не такой грустный и одинокий, каким я чувствовал себя раньше. Самое неприятное в истории моего падения было то, что мне пришлось долго пролежать, а осень становилась с каждым днем холоднее. В августе можно ночевать в поле, а каково будет в ноябре? Может даже выпасть снег; что тогда мы будем делать? Дези всячески меня берегла, она сама ухаживала за зверями, и, кажется, с большим, чем я сам, нетерпением ожидала моего выздоровления, а когда я начинал говорить, что было бы благоразумнее подождать до весны, она и слушать не хотела и начинала сердиться.
