Поэтому я начал с покупки бечевки, а потом купил спичек; приобрести же кастрюльку было не так-то легко, самая дешевенькая стоила пятнадцать су! К счастью, в углу лавки я заметил одну погнувшуюся и, очевидно, брошенную за ненадобностью. Когда я спросил, продается ли она, лавочница с улыбкой ответила, что, так и быть, она отдаст мне ее за пять су.
В этот день я прошел еще меньше, чем накануне, потому что, как только нашел укромное местечко, так начал сооружать снасти для фрегата и сетку для сачка.
С детства эта работа была мне знакома, а потому и не представляла ни малейшего затруднения. В обед я уже успел наловить креветок своей новой сеткой и сварить их в новой кастрюльке на огне, который я развел с помощью собранной кучки хвороста. Но тут со мной чуть было не случилось беды: дым от костра, поднимаясь кверху, достиг вершины дюны и привлек внимание таможенного сторожа. Я видел, как он нагнулся с утеса и смотрел вниз, стараясь отыскать причину дыма; потом отошел, не сказав мне ни слова, но к вечеру, когда я пришел на это же место, чтобы устроить себе ночлег, я снова увидел его, и то, что он наблюдает за мной очень внимательно меня встревожило.
Уж не принял ли он меня за контрабандиста! Я сам сознавал, что по виду похож на бродягу, со сломанной кастрюлькой за спиной и фрегатом под мышкой. Уже не раз я видел, как в деревне встречные поселяне смотрели на меня вопросительно, и если не остановили меня до сих пор, то, верно, потому только, что я опускал голову и чуть не бегом пускался от них удирать. Если вдруг этому таможеннику вздумается допрашивать меня, а потом и остановить…
При этой мысли меня охватил невыразимый страх, я поспешил переменить направление и свернул на первую же дорогу, чтобы уйти от морского берега в поля, в глубь равнины. Тогда я в безопасности от его преследований, он не имеет права покинуть свой пост на берегу.
В полях я мог не бояться дозорных, зато не мог так легко найти себе ночлег, как в углублениях дюны, а потому пришлось расположиться на ночь в чистом поле. Самое обидное было то, что кругом не было ни деревьев, ни кустарников. Вдали виднелись, правда, несколько стогов скошенного сена.
Мне предстояло теперь провести такую же ночь, как в росистых лугах Доля. Но здесь было суше. На поле кто-то забыл вилы, я устроил себе с помощью их треножник, набросал сверху несколько охапок сухого сена (оно так славно пахло медуницей!) и устроил себе из него постель душистую, теплую и мягкую. Чтобы косари меня не застали здесь на заре, я проснулся еще до восхода солнца, вместе с птицами. Было очень трудно встать под утро; ночная свежесть так сильно чувствовалась, спать хотелось до того, что глаза сами слипались, а ноги точно оцепенели! Но боязнь быть застигнутым чужими людьми превозмогла все остальное: я бодро вскочил, решив в уме выспаться где-нибудь днем, в другом месте, и снова повернул к берегу. Сегодня попытаю счастья, пойду ловить себе на завтрак и на обед все, что море, уходя, оставит на песке.
