Едва я сказал эти слова, как получил под столом такой пинок ногой, что свалился со стула и покатился на пол.
— Что с тобой, Ромен! — кротким голосом спросил дядя, при этом он наклонился надо мной и до крови ущипнул меня за руку.
— Какая ты юла, не можешь спокойно сидеть на месте! Другой раз не вертись! — прибавил он, когда я не свои голосом закричал от боли. Трафарен, занятый своими мыслями, ничего не заметил: ни пинка под столом, ни щипка, посмотрел на нас с удивлением и проговорил поспешно:
— Так, у вас есть теперь деньги, г-н Кальбри, то я надеюсь, вы их мне сейчас дадите.
Я вскочил на ноги, не помня себя от боли и обиды, быстро открыл ящик и вынул банковые билеты; они оба потянулись за ними, но дядя оказался быстрее, в одно мгновение он выхватил всю пачку из моих рук.
— Слушайте Трафарен, — сказал он, помолчав с минуту. — Я сделаю для вас все, что только в моих силах, и докажу, что у меня больше щедрости и доброты, чем обо мне думают: так и быть, я отдам вам эти деньги, хотя я ими должен был завтра заплатить долг чести. Распишитесь же, что вы их получили.
Я думал, что от радости каменщик бросится дяде на шею, но ничего подобного не случилось.
— Г-н Кальбри, ведь вы мне должны не три, а четыре тысячи франков, — проговорил он взволнованным голосом, с укоризной смотря дяде в глаза.
— Так что же из этого?
— Как что? Я должен получить с вас четыре тысячи, а вы мне даете всего три! Ах, г-н Кальбри!
— Значит, вы не желаете получить этих трех тысяч. Что же, и прекрасно! Я очень рад, мой милый, вы оказываете мне этим большую услугу! Я хотел вас выручить! А место этим деньгам у меня всегда готово.
— Г-н Кальбри, но ведь вы меня грабите, побойтесь Бога! — бедняк был бледен, как полотно, и на глазах у него дрожали слезы.
Дядя пожал плечами — как, мол, хотите, и сделал движение запереть деньги в ящик!
— Умоляю вас, г-н Кальбри, пощадите меня, ради всего святого!
Дядя не поворачивался и щелкнул ключом.
Тогда несчастный человек увидел, что легче скалу сдвинуть с места, чем тронуть этого человека, и проговорил глухо:
— Давайте деньги.
Дядя молча протянул пачку.
Каменщик мрачно пересчитал банковые билеты, спрятал их и, надевая шапку, проговорил:
— Лучше век оставаться таким бедняком, как я, чем богатеть такими путями, как вы, г-н Кальбри, ограбив бедняка, — и он вышел не поклонившись.
Дядя побледнел от злобы и стиснул зубы:
— Это дело вкуса! — послал он вдогонку, а сам запер за ним дверь и обратился ко мне.
