В училище у нее было много поклонников, которые никак ее не цепляли, но она совсем не заводила подруг. Единственным другом женского пола для Маринки была тетя Аня. Теперь, правда, больше времени Марина проводила дома, но и маму-подружку не забывала. Как и всегда, тетя Аня была рада Светиной дочери, а особенно – в те два года, когда ее сын и его лучший друг Мишка служили в армии.
Они вернулись через два года, очень взрослые, очень красивые, очень соскучившиеся по дому, родителям и Маринке. Она почувствовала, что нравится им обоим, но не торопила события. Умение понимать саму себя подсказывало Маринке, что она уже видит перед собой того человека, с которым ей суждено связать свою судьбу до самой своей смерти. И она снова не ошиблась.
До самой смерти.
По городу джип пробирался медленно. Вечером в пятницу дороги были забиты пробками в несколько километров. Гродин был небольшим городишкой, активнее всего он строился в середине XX века, а в семидесятых вырос за счет окраинных спальных районов. Архитекторы и строители недавнего прошлого и представить себе не могли, что в начале XXI века построенный ими город устареет морально вмиг и сразу на сотню лет.
– Ё-о-о!.. – подвывал Андрей, нервно вцепившись в баранку своего джипа. – Долго стоять еще будем?! Давай, давай, двигайся, народ…
Сидевший рядом с ним Борька начинал скучать, что могло привести к неприятностям, а Мишка сидел спокойно, раздумывая, все ли он приготовил для рыбалки или надо заставить Андрея изменить маршрут и свернуть в магазин. Из них троих он единственный более-менее серьезно относился к рыбной ловле, в основном из-за воспоминаний о детстве. Впрочем, и он не был настоящим фанатом рыбалки, Мишке больше нравилось сидеть всю ночь у костра, пить пиво и трепаться за жизнь. Борька брал с собой гитару, они втроем распевали песни, в том числе и Борькины – о войне, о несправедливости (больная Борькина тема), словом, о важном.
– Борька, ты гитару взял?
– Клавесин, – веско отозвался Борька, что означало: гитару он взял.
– Борь, а ты можешь с людьми нормально разговаривать? – родительским тоном, который, как знали все присутствующие, дико бесил Бешеного Боба, поинтересовался Андрей.
В ответ Борька скорчил ему рожу.
…Боб, пожалуй, и сам понимал, что он здорово отличается от большинства своих знакомых. Природа всего отмеряла ему больше нормы: роста, волос, талантов, эмоций, жажды жизни. Его крупное тело, его большое сердце, его чувственность, его восприимчивость, его желание творить постоянно возбуждали в нем жажду. Эта жажда не имела никакого отношения к жадности, потому что он всегда был готов поделиться последним глотком воды с другим жаждущим, а уж свои творения – песни и арт-объекты – Борька дарил направо и налево. Подарив и поделившись, снова горел в жажде.
