— Кстати, почему Лимонов?
— Это родилось из литературной игры, дело происходило в Харькове, мне был 21 год.
Мы с приятелями называли себя… как это называется по-русски?.. искусственными фамилиями. Кто-то стал Буханкиным, кто-то Одеяловым, я стал Лимоновым. Так ко мне и прилипло, превратилось в кличку, второе «я» быстро вытеснило первое. Привыкли все, я в том числе. Так и осталось, сегодня поздно уже избавляться. Но если бы мне не нравилась фамилия отца, я мог бы взять материнскую — Зыбина. Так что дело не в этом.
— Читатели меня не поймут, если я не спрошу вас о роли нецензурных выражений в вашем творчестве.
— Мат — нормальное средство характеристики героев. Во всех языковых стихиях подобные революции произошли в 30-е годы. Вспомните хотя бы «Тропик Рака» Миллера. Нечто похожее ожидало бы и Россию, но советская власть со своим пуританизмом затормозила процесс. Мат — это колоссальное оживление языка.
— Значит ли это, что вы таким же образом оживляете и собственную разговорную речь?
— Нет, я вежливый человек, ко всем обращаюсь на «вы». Но если меня обматерят, я отвечаю тем же.
— Тем более удивительно, что вы решили нарушить табу и напечатать непечатное слово.
— Знаете, мне неоднократно предлагали издать «Эдичку» с многоточиями на месте матерных выражений. Я отказывался и рад, что сегодня удалось сломать барьер. Для меня мат — не самоцель. В большинстве моих книг вы не встретите ненормативной лексики. В «Эдичке» же показан человек в стесненных обстоятельствах, в глубоком кризисе, на дне жизни. Естественно, что он прибегает к крепким выражениям. И чтобы упредить возможные вопросы, повторю еще раз: не следует отождествлять меня с Эдичкой. Я не ругаюсь в обществе женщин, я не наркоман и не гомосексуалист. Я семейный человек. Последние 10 лет живу во Франции с женой Наталией Георгиевной Медведевой.
— Как вы устроились в Париже?
— Мы обосновались на крыше дома в старой части города, почти в центре. В мансарде, в очень небольшой квартирке общей площадью меньше 50 квадратов. Зато, знаете, наклонные потолки, как в кино. Обычно советские люди, попадая ко мне, разочаровываются. Они считают, что я должен иметь личный самолет, как Шолохов, или хотя бы дачу вроде переделкинских.
— Пишете вы ежедневно?
— Практически да. Обычно работаю по 5–6 часов. Писательство — единственный источник моих доходов.
— К Парижу привыкли?
— Да. И давно не замечаю его туристских красот и достопримечательностей, зато вижу те проблемы, которые недоступны взору простого советского человека. Я же сталкиваюсь со всем этим ежедневно. Поэтому мне странно наблюдать, как в России пренебрегают советами тех, кто постоянно обретается на Западе.
