— А ну, в койку!
С ним Изольда чувствовала себя увереннее, хотя и подозревала, что его рано или поздно посадят. Но у нее к тому времени уже был свой мебельный салон, а все имущество Павла Федченко было записано на ее имя, поэтому можно было не волноваться. Она развелась со вторым мужем сразу после суда, приговорившего его к тринадцати годам тюрьмы.
Кроме мужей всегда был кто-то еще, кого она не то чтобы любила, скорее, кому позволяла любить себя. Все они знали цену ее роскошному телу, которое не теряло с годами своей прелести и гибкости. По крайней мере, Изольда эту цену никогда не скрывала. Итальянскую страсть одними словами не распалишь, она ясно давала это понять, чтобы не было никаких неожиданностей. И мужчины проявляли поразительную сообразительность, хотя обычно слегка тупели уже при первом знакомстве с белокурой женщиной своей мечты. Но она быстро приводила их в чувство, вернее, будила именно те чувства, которые устраивали ее. Изольде нравилась роль пламени, на свет которого слетались глупые мотыльки, и гибли, доставляя ей наслаждение этой победой. В средние века количество погибших из-за нее мужчин обеспечило бы Изольде прочную репутацию.
Только с одним человеком этот номер у Изольды не прошел. За те пятнадцать лет, что они были знакомы, Илья не подарил ей ни цветочка. И даже портрет ее так и не закончил, хотя художником был замечательным, Изольда в этом научилась разбираться благодаря ему же…
Они встретились на Арбате в те времена, когда эта улица еще не превратилась в сплошной торговый ряд. Изольда была в тот вечер без сопровождения. Иногда ее тянуло вот так уйти ото всех взглядов, рук, губ, затеряться в огромном городе, просто посмотреть со стороны, как течет жизнь. Это быстро проходило, и ей опять становилось необходимо, чтобы кто-то валялся у ног, а она отпихивала бы его носком своей туфельки. Но Илья встретился ей в ту редкую минуту, когда Изольда не нуждалась ни в ком, кроме себя самой.
Илья был занят портретом другой женщины, довольно заурядной наружности, машинально отметила про себя Изольда. Ее взгляд задержался на лице художника — и не сразу смог оторваться. Черты у Ильи были тонкими, под стать ее собственным, а волосы такими же светлыми, пшеничного, есенинского, оттенка, но было в его облике нечто, с первого взгляда дающее понять — он другого поля ягода. Наверное, талант отражался на его лице.
В эту минуту Изольда, впервые в жизни, почувствовала себя ущербной, лишенной не просто какого-нибудь пальца, а того главного, что наполняло ее жизнь смыслом. Она даже не могла сказать о себе, что талантлива, например, в любви — в чем особенно преуспела. Но ведь она никого не любила сама, даже не знала, что при этом чувствуют. И на очередного, ползающего у ее ног влюбленного мужчину Изольда смотрела все с тем же детским недоумением: «Вот дурак!»
