Едва только он, Малькольм Макгатри, умрет и остынет, это одержимое жаждой деятельности исчадие ада вернется к своему незаконченному детищу и доведет работу до конца. У второго «Муравья» будут те же, что у первого, «чувства» и «инстинкты» и та же взорванная блокировка между рабочим и боевым «инстинктами». Первый «Муравей» начнет дробить гранит в скалах и добывать из него торий, а добыв, вставит в своего потомка пышущее жаром радиоактивное сердце.
Потом? Повторится все сначала. Через два часа будет четыре «Муравья». Будет негромкое гудение, мигание прожекторов, лихорадочная работа — электромеханический завод среди вереска, где так редко появляются люди.
А завтра вечером, повинуясь вложенному в них «инстинкту» миграции, первые тысячи поползут во все стороны. Они найдут его дом, уничтожат всех, кто живет в нем, и поползут дальше, искать новые жертвы. Послезавтра утром четверть миллиона сверкающих металлических бестий разрушит до основания ближайшие шотландские городки — Килданан, Аллапул, Дорнок. А к полудню этот все разрастающийся поток хлынет в ничего не подозревающую Англию…
Как безумный он бросился прочь от валуна, за которым укрывался, и побежал к предгорьям Бен-Аттоу. Поблескивая в лунном свете, «Муравей» повернул и понесся вслед за профессором.
Часом позже между темных скал Бен-Аттоу пробирался рыдающий красноглазый человек, а за ним, не отставая, ползла чмокающая присосками и мигающая зеленым прожектором машина. Машина эта не рыдала и не задыхалась, а преследовала свою жертву так неутомимо, как может преследовать обладатель металлических мускулов и электрического сердца.
Силы профессора были на исходе. Сердце готово было выпрыгнуть из груди. Только огромным усилием воли мог он заставить себя двигаться.
И однако он делал больше, чем можно было от него ждать. Он сбрасывал с высоты каменные глыбы на своего страшного преследователя, когда тот с тихим гудением полз по отвесному склону вверх. Но каждый раз стальная клешня парировала удар.
Колени его подгибались от усталости, а он брел по самому краю обрыва, прыгал, рискуя жизнью, через темнеющие бездны в надежде на то, что робот, гонясь за ним, свалится вниз и разобьется. Какая наивность! Разве не сам он дал этой машине ее электронные чувства, не сам оснастил ее гусеницы сильными, как у осьминога, присосками? А теперь только и оставалось, что бежать зигзагами, прятаться, нырять за выступы скал, съеживаться за деревьями, продираться через терновник. Но куда бы он ни прятался, угрожающий вой и чмоканье присосков вскоре начинали приближаться к нему снова.
