Бабочкина внимательно следила за выражением лица председателя, когда тот читал письма. Выражение было безучастным: ни холодно, мол, ни жарко. Так же безучастно он вернул ей письма, сказал:
— Проверяйте. Если правда, в партии меня держать нельзя. — И добавил: — Председателем тоже.
Прошло не меньше часа, прежде чем Опотче сказал:
— Есть в письме подпись бригадира Тагро. Он на усадьбу при мне не приезжал. Сейчас только стадо сюда ведет. Есть подпись его жены, она неграмотная. Как могли они расписаться?
Больше он об этом не вспоминал. А Бабочкина тогда же подумала: «Поговорю с каждым, кто подписывался». Решила потому, что до этого у нее было совсем иное мнение: прочитать письма прямо на собрании, пусть люди встают и говорят открыто, пусть сами все решают. Пусть решают, может ли быть вот таким председатель.
Бабочкина снова взглянула на Опотче. Поза его оставалась неизменной.
«Интересно, мы всю ночь так молча и просидим: он — у дверей, я — на табуретке? Абсолютно непонятный человек».
— Давайте включим приемник, — предложила она и тут же подумала: «Как я раньше не догадалась?».
Опотче кивнул, не поднимая головы: дескать, согласен.
И на коротких и на длинных волнах Москва отвечала сплошным хрипом. Минск, Киев, Ленинград — такой же треск, гудение, писк. Попался Магадан. Слышимость была вполне хорошей, но магаданский диктор тут же любезно сообщил дорогим слушателям, что передача закончена.
Ася Николаевна водила по шкале волосок: слева — вправо, справа — влево. Простуженные голоса певцов, сиплая чужая речь, искаженная музыка сменяли друг друга. Ни одна станция не прослушивалась нормально. В водовороте звуков на мгновенье прорезалась русская речь и пропала.
Бабочкина повела волосок назад, отыскивая потерявшуюся станцию. Нашла. В первую секунду ничего не поняла: слова русские, а произношение явно чужое. Потом догадалась: «Голос Америки». Выключать не стала, решила послушать.
Лающим, неприятным голосом, нажимая на каждое слово и напропалую искажая ударения, какая-то женщина поведывала миру о судьбе некой Мэри — своей подруги.
Сперва Ася Николаевна равнодушно слушала наивную до глупости историю Мэри, но чем дальше развивались события, тем становилось ей смешнее.
— Моя подруга Мэри, — сообщала рассказчица, — имела очаровательную квартирку. Муж Мэри — Говард писал очень миленькие труды по экономике, из-за чего семья прилично сводила концы с концами. Но вдруг в один прекрасный день мою подругу постигло несчастье. Говард погиб при катастрофе.
