Это путь к той любви, которая уже не знает ни пола, ни лиц, ни пристрастий, но которая всюду ищет добро и мудрость, не заботясь более ни о чем, как о приращении добра и мудрости.
… В наши дни необходимо развить такой взгляд и твердо противопоставить его тому подземному благоразумию, по внушению которого устраиваются нынешние браки, где все слова случайны, где не слышится ни малейшей посылки на мир высший и где глаз до того уставлен на хозяйство, на обиход, что в самом обмене наиважнейших мыслей все еще пахнет кухонным чадом».
«Видения любви, как они ни прекрасны, составляют лишь одну сцену в драме жизни. Нам случится дойти и до сознания, что чувства, бесценные в глазах наших, были одним кратковременным отдыхом. Не без борьбы, не без боли предметы нашей привязанности изменяются, как предметы нашего мышления. Обаятельные чары и священный призыв, преходящий по своему применению, имеют, однако, цель определенную, похожую в этом отношении на подмостки, необходимые для возведения здания, но которые должны быть сняты, когда здание окончено. Бывает пора, когда чувство вполне властвует над человеком, поглощает все его существо и делает его зависимым от одного или от многих лиц. Но отрезвление настает, дух снова начинает прозревать неизмеримую твердь, сияющую незаходимыми светилами. Жгучие привязанности, жгучие опасения, которые надвинулись на нас, как тучи, теряют свою земную тяготу и обретают Бога — венец совершенств…Чем возвышеннее образ дружбы, который мы носим в душе своей, — говорит он в другом месте — тем труднее его олицетворение в плоти и в крови. Друзья, призываемые нами, желаемые нами, что они? — не мечта, не сказка ли? Нет! вдохновенная надежда ободряет верное сердце предсказанием, что там, в безграничных пределах вечности, есть души, живые, деятельные, чувствующие, которые могут полюбить нас, которых будем любить мы. И благо нам, если провели пору малолетства, легкомыслия, заблуждений и уничижений в тоске одиночества! Когда достигнем возмужалости, для нас настанет возможность протянуть руку чистую и честную другой руке чистой и честной. «Небо обширно; в нем есть простор для всех родов любви, для всех родов доблестей».
Прекрасное, неотразимое чувство любви, божественное по своей сущности и цели. «Нам на земле, не для земли дано». Есть, однако, для нас «род абсолютного блага, — так называет Эмерсон Дружбу, — и оно обладает языком до того чистым и до того божественным, что пред ним стихает подозрительный и избитый язык любви». Указывая, как всегда, на духовный смысл наших врожденных склонностей и побуждений, говоря о дружбе, он очерчивает полный кодекс людских отношений, завязываемых на влечении сердца и, без лести; исчисляет злоупотребления, которыми мы искажаем каждое наше чувство.
