У нас было несколько переговоров с ответственными чиновниками от торговли и руководителями электроламповой промышленности. Все они очень оживлялись, узнав, что Карл Маркс работал над своим «Капиталом» в доме моего деда в Залтбоммеле, и по этому поводу несчетное число рюмок водки было выпито за семейство Филипс. Да и в целом, по правде говоря, мы никогда там не ощущали себя «презренными капиталистами». В нашем лице они вполне уважали технологический прогресс и деловую хватку.
Разумеется, нечего было и мечтать, чтобы потолковать с людьми на улицах. Особенно в Москве — там к нам была приставлена девушка из государственного туристического агентства, типичный образчик члена партии в грубых чулках, лишенных всякого буржуазного лоска. Однако в Ленинграде нам досталась переводчица, носившая шелковые чулки, отец которой был ведущим инженером на дизельном заводе, — и она оказалась куда менее правоверной.
Мы останавливались в старомодных отелях, где полотенца были дотерты до дыр, однако ежедневно нам выдавали их свежими, пусть даже и в разной степени застиранности. На каждом этаже сидела дама с ключами, что, надо сказать, стесняло нашу свободу.
По пути домой мы провели несколько дней в Варшаве. Контраст был разительный! После Москвы Варшава казалась Парижем. Люди прекрасно одеты. На улицах много машин. Да и водители ведут себя не так, как их русские коллеги, которые на дикой скорости возили нас в прекрасных интуристовских лимузинах, гудя в клаксоны и пугая отскакивающих в стороны прохожих.
Позже мы принимали ответный визит из Москвы. Наши заводы произвели на гостей глубокое впечатление, но более всего поразили их условия труда и быта служащих. Дома, в которых жили наши рабочие, были просто недоступны для их понимания.
Мы предложили русским визитерам нашу рентгеновскую трубку и завод по производству соответствующего оборудования за 35 тысяч гульденов, включая технологию. Они этого предложения не приняли, и на этом наши русские приключения завершились.
В эти годы я невыразимо много получал от общения с женой и детьми, которые росли в атмосфере общих радостей и печалей, как это всегда бывает в больших семьях. А ведь мы представляли собой частичку еще большего семейства, центром которого был мой отец, по традиции правивший нами почти как патриарх. Он был щедр на советы и с пристальным вниманием следил за взрослением всех своих внуков, племянников и племянниц. Наивысшим наслаждением для него был сбор всей родни по поводу чьего-либо дня рождения или других семейных торжеств.
