По крайней мере, так она представляется слушателям своей передачи.
Оба микрофона — и слуховой, и переговорный — кто-то уже отчистил, и меня самого поражает, как легко оказалось вновь позвонить с этого телефона. Каким-то образом этому аппарату удалось сохранить известный нейтралитет. Я стоял тогда в гостиной, держа телефон в руке и не в силах отвести от него взгляд. На меня этак накатывает довольно часто. Перед глазами все плывет, а в мозгу возникают образы и слышатся голоса. Таков мой способ предаваться воспоминаниям. Тою ночью мои глаза — когда мне в конце концов удалось оторвать взгляд от телефона — уставились в пустоту. Номер, по которому звонят Кларе на радио, я знаю наизусть, его повторяют каждые десять минут, да еще нараспев, под запоминающийся мотивчик. Этот мотивчик звучал у меня в мозгу, пока я барабанил по кнопкам номеронабирателя, — таким образом я не столько прозванивался, сколько подпевал. Аппарат я прижимал к здоровому уху. Хотя радио у меня не было включено, я знал, что она в эфире. Дело происходило в ночь на среду, где-то между полуночью и часом. Я не вполне понимал, что делаю. Когда на том конце провода откликнулись, я чудовищно испугался. Но все же назвал оператору тему звонка — и меня моментально соединили.
Она начала со своих всегдашних затверженных приветствий, но я перебил. Я сообщил ей, что хочу рассказать об одном телефонном разговоре с того самого аппарата, с которого я сейчас звоню.
А когда он состоялся, спросила Клара.
Два месяца назад, а теперь заткнись и дай мне выговориться.
О'кей, сказала Клара.
Поскольку произнести имя Джесси было для меня лишней мукой, я предпочел выражение «моя подруга». И в моих собственных ушах оно прозвучало так, словно речь зашла о совершенно постороннем человеке.
Не я тогда держал этот аппарат в руке, а моя подруга. Я сидел в конторе и звонил сообщить ей, что задерживаюсь. Моя подруга не столько говорила, сколько издавала какие-то гортанные звуки.
Приеду через часок, малышка, самое позднее — через два.
Теперь она закашлялась.
Смотри мне, не заболей, сказал я.
Нуу ии когдааже ты буудешь?
Каждую ударную гласную она неестественно растягивала.
Скоро, сказал я, прямо сейчас.
Уже несколько недель разговаривать с ней было сложно, даже сложнее, чем всегда. Бывало, целыми сутками из нее не удавалось выжать ни единого разумного слова. Конечно же, она была прелесть. Но прелесть с заморочками. И прежде всего я сильно за нее беспокоился.
