— Слышал о нем, — кивнул Саймон, — но никогда не встречался. Не довелось.
— Он бунтарь, герой-одиночка. Вот увидишь, он вернет тебе способность работать. Вернее, он снова вдохнет в тебя эту способность. Если надо, начнет с нуля. Если потребуется, заставит отказаться от всего, что ты делал раньше. Несколько месяцев настоящей работы — и Винсент выведет тебя, куда нужно. Я бывал в его студии, видел, как он работает. Он говорит: «Покажите мне… момент. Один-единственный момент. Сыграйте этот момент, сыграйте всё, что имеет для вас значение в этот момент, а потом переходите к следующему. Неважно, куда вы шли, не волнуйтесь об этом. Просто поймайте момент, момент, момент, момент! Ваша задача сейчас — прожить этот момент, не заботясь об остальном и не задумываясь, куда двигаться дальше. Потому что если у вас получится этот, именно этот момент, значит, вы на верном пути. Если вам удастся по-настоящему раскрыться здесь, вы дойдете куда угодно». Да, знаю, звучит как нечто совершенно очевидное. Потому и трудно сделать, что кажется слишком простым, чтобы обращать на это внимание. Уверен, что Винсент Дэниелс как раз тот человек, который тебе нужен. На твоем месте я бы доверился ему совершенно. Вот его визитная карточка. Я, собственно, и приехал-то для того, чтобы вручить ее тебе.
Принимая от Джерри визитку, Саймон покачал головой:
— Не могу.
— И что же ты будешь делать? А как же роли, для которых ты уже созрел? У меня сердце разрывается, как подумаю обо всех пьесах, которые словно для тебя написаны. Если возьмешься за роль Джеймса Тайрона и начнешь работать с Винсентом — точно выберешься. Он такое делает для актеров! Буквально каждый день. Я уже сбился со счета, сколько их на вручении «Тони» или «Оскара» говорили: «Хочу поблагодарить Винсента Дэниелса…» Он самый лучший.
Экслер опять покачал головой.
— Послушай, — не отступал Джерри, — всем знакомо такое чувство: я этого не смогу. Мало кто никогда не боялся, что его разоблачат, уличат в фальши. Это кошмар любого актера: они всё поймут про меня, они уже поняли! Давай признаем: паника — это еще и возрастное. Я гораздо старше тебя и живу с ней уже давно. Во-первых, все делаешь медленнее. Буквально все. Даже читаешь медленнее. Если пробуешь читать быстрее, многое вообще ускользает. Речь замедляется, память включается не сразу. Реакция уже не та. И когда все это начинается, перестаешь себе доверять. Особенно если ты актер. В молодости запоминал страницу за страницей, без всяких усилий. Легко и просто. И вдруг оказывается, что ничего простого в этом нет. Учить текст — мука для актеров, которым за пятьдесят, а тем более за шестьдесят. Раньше запоминал по сценарию в день, а теперь хорошо бы страницу в памяти удержать. И начинаешь бояться, становишься тише, слабее, больше не чувствуешь в себе той неукротимой жизненной силы, какую ощущал прежде. Это пугает. И в итоге ты больше не свободен, как говоришь. А что еще страшнее, с тобой больше ничего не происходит.
