Каждая деталь, каждое украшение в русской избе подчинено необходимости, во всем строгая логика. Именно этой-то бревенчатой логике и удивлялся наш архитектор. Именно в этом древнее сооружение, примитивная крестьянская изба родственна лучшим образчикам современной архитектуры с их стенами из стекла и бетона, с их внешне модернистским обликом.
Меняется жизнь людей, меняются их потребности, вместе с этим меняется и понятие прекрасного.
15. СТАРИННАЯ ИКОНОПИСЬ
Из старины Севу интересовали не только избы…
Попадая в Третьяковскую галерею, я меньше всего обращаю внимание на один зал, а именно тот, где висят старые русские иконы. К чему мне эти темные лики, эти аскетические руки, сложенные в крестное знамение, эти нимбы, хитоны, — здесь младенчество нашего искусства, творческая сила еще не созрела, скорей от них — к искусству зрелому, к шедеврам Серова, Левитана, Сурикова!
А наш новый спутник оказался страстным охотником за иконами старинного письма. Только старинного! В позднее время если и создавались какие-то художественные образцы русской иконописи, то все они утонули в обильном потоке ремесленнической мазни, изготовлявшейся по заведомым стандартам.
Старую икону не так-то просто отличить от новой. Часто старая живопись в несколько слоев замазана позднейшими богомазами, которых смущало то, что иконы написаны не по привычным канонам. Помогают в поисках доски, на которых написаны иконы.
В старину на Руси и деревянную ложку, и затейливый узор на наличниках избы, и величавые церкви — все делали с помощью одного универсального инструмента — простого топора. Края такой доски, как правило, выступают, образуя что-то вроде рамки.
Но даже здесь, на севере, на Онеге, в кладовой русской старины не так-то просто наткнуться на достойную внимания икону старинного письма. Входя в каждую избу, мы всегда первым делом тянулись к киотам, мы не пропускали ни одной часовни, лазали во все попадавшиеся на пути старые, заброшенные церкви. Мы видели несчетное количество икон, разных Прасковий Пятниц, Георгиев-победоносцев на коне, богородиц, спасителей, но все они были грубы, безвкусны, исполнены ревнительной рукой убогих ремесленников. От них и не пахло искусством. Сева с равнодушным презрением отворачивался.
Но его интерес всегда подкупал наших старушек хозяек. Обросший бородой, тихий, вежливый, застенчивый (что-то было в его лице, во всем облике иисусоподобное, кроткое) да еще интересуется иконами, умеет разобрать и объяснить, что эта фигура изображает Иоанна Предтечу, а та сцена означает исцеление Лазаря — ну, как тут не дрогнет богобоязненное старушечье сердце, как удержаться от умиления перед таким гостем!
