На его лице по-прежнему строгое выражение, но взгляд смягчается.
— Не сомневаюсь. Родители с ним знакомы?
— Ага, — говорю я, замешкавшись. — Он их слегка шокировал.
Веселость его глаз берет верх, а на лице появляется широкая улыбка.
— Что ж, на это, думаю, и нужны родители, — хмурится он. — Но не могу понять, как кто-то, водящий «шелби» шестьдесят восьмого года, может быть таким уж плохим.
— Спасибо, дедуль. — Я крепко обнимаю его. — Я люблю тебя.
— И я люблю тебя, Фрэнни.
Когда дедушка подвозит меня к дому, я шустро выбираюсь из машины, вприпрыжку бегу в дом и закрываю за собой входную дверь.
И, подняв глаза, вижу перед собой Грейс со скрещенными на груди руками и поджатыми губами. Сестра внимательно смотрит на меня пронзительными голубыми глазами.
— Давай поговорим, — произносит она, не отрывая от меня пристального взгляда.
— Ну что еще?
Она хватает меня за руку и тянет за собой.
— Пойдем наверх.
Я позволяю дотащить себя до спальни и, как только она закрывает дверь, иду к окну.
— Знаю, что ты не читаешь Библию, — начинает Грейс присущим ей серьезным тоном. — Но в Первом послании Петра, в главе пятой, сказано: «Трезвитесь, бодрствуйте, потому что противник ваш диавол ходит, как рыкающий лев, ища, кого поглотить».[20] Фрэнни, Сатана воздействует на слабых.
Я отворачиваюсь от окна и смотрю на нее.
— О чем ты, черт побери, говоришь?
Грейс пришпиливает меня тяжелым взглядом.
— Ты прекрасно знаешь, о ком я говорю.
Я вздрагиваю, внутри все переворачивается.
— В нем есть нечто… темное, — добавляет она.
Я сердито смотрю на сестру.
— Ничего у тебя не выйдет, Грейс. Убирайся из моей комнаты.
Сестра идет к двери и оборачивается, сурово глядя на меня.
— Я буду молиться за тебя, — произносит она.
— Проваливай! — рычу я.
Когда она закрывает дверь, я откидываюсь на кровати и ударяюсь головой обо что-то твердое. Я сажусь и нахожу Библию, открытую на Первом послании Петра. Со всей силы кидаю книгу в дверь и обхватываю голову руками.
Грейс спятила. Правда ведь? Хотя я не так уж уверена. Я уже давно не испытывала столь сильных и необузданных эмоций, и мне это совсем не по душе. Не знаю, откуда взялись эти сумасшедшие чувства, но нужно придумать, как избавиться от них.
Я сползаю с кровати и начинаю привычную тренировку по дзюдо. Я занимаюсь им с девяти лет. Понятия не имею, чем оно привлекло меня. Я просто знала, что должна научиться. Теперь-то, оглядываясь назад, я понимаю, зачем именно мне это нужно. После смерти Мэтта я втихомолку занималась саморазрушением. Дзюдо стало способом справиться с детским гневом — лишь оно могло унять ярость. Забавное сочетание, ведь ты одновременно выпускаешь все эмоции и удерживаешь их внутри. Полный контроль над телом и разумом. Дзюдо научило меня сосредотачиваться на себе, отгораживаясь от всего прочего — поверхностного. Если ничего не впускать внутрь, то ничто и не сможет ранить тебя. Больше я не собираюсь страдать так, как страдала, когда Мэтт покинул меня. Я не смогла бы пережить это вновь.
