— Дедушке понадобится, и мне тоже, — отвечаю я.
Сестра закатывает глаза и пожимает плечами.
Всю мессу дедушка ерзает на скамье. Чтобы уберечь себя от того же, я наблюдаю за Грейс, стоящей на коленях и перебирающей четки. Когда умер Мэтт, она выбрала другой путь, полностью посвятив себя Богу, словно Он может все исправить или изменить. Она всегда была слишком доверчивой. Даже наивной.
Молитвы не срабатывают. Это уж я испробовала.
Я снова смотрю на дедушку, вспоминая последний раз, когда по-настоящему вставала на колени и молилась. Это произошло три года назад. В субботу я проснулась посреди ночи словно от удара молнии, рассекшей сознание. Я зажмурилась от боли, и передо мной возник образ бабушки, лежащей в луже крови, в саду. Когда я позвонила ей, никто не ответил. Тогда я сказала маме, что мы должны поехать и проверить, но она лишь отмахнулась. Я не могла толком объяснить, зачем нам нужно ехать — это было сумасшествием, — поэтому вернулась в комнату и стала молиться.
Когда в тот день дедушка вернулся с рыбалки, то нашел бабушку в саду. Она упала с лестницы, напоровшись на ножницы для подстригания веток.
Тогда я поняла, что Бога нет.
В конце мессы, длившейся вечность, дедушка вскакивает со скамьи.
— Готова прокатиться?
— Я весь год была готова.
— Поехали!
Он направляется к выходу из церкви, я иду следом. Когда мы добираемся до машины, он открывает дверь водителя и протягивает мне ключи.
— Я за рулем? Не может быть!
— Ты заслужила, — улыбается он.
Я прыгаю за руль, включаю зажигание, и машина оживает. По радио звучит песня «Rolling Stones» — «Sympathy for the Devil».[19] Я делаю громче.
— Просто восхитительно.
Я так широко улыбаюсь, что сводит скулы, и обхватываю руль.
— Ну, давай рули. — Его сияющие голубые глаза смотрят на меня.
Я подгоняю зеркала и сиденье, затем переключаюсь на первую и медленно выезжаю с парковки. Как только мы удаляемся от толпы, выезжая на дорогу, дедуля говорит:
— Газу прибавь-ка. Поглядим, на что она способна.
Я нажимаю на газ и лечу, ветер теребит волосы, прохладное утреннее солнце ласкает кожу.
— Она отлично держится! — перекрикиваю я рычание мотора, радио и ветер.
Бросаю взгляд на дедушку; он явно гордится мной.
— Ты хорошо поработала.
— Дедушка?
— Что?
— Если бы у дьявола была машина, то, как ты думаешь, какая?
— Черная «шелби-кобра», — говорит он, и я слышу в его голосе озорные нотки.
В желудке у меня что-то дергается.
— Какого года?
— Шестьдесят седьмого.
Близко.
