Колеса фортуны | страница 69



В стеклянной башне было уже темно. Ярко светила луна. Сквозь прозрачный потолок были видны и звезды, и млечный путь. Костик засмотрелся на небо, и Макс водрузил комбик ему на ногу. Тот от неожиданности вскрикнул так, что Мишка испугался. Пришлось обоим налить. Нахальный Макс попросил гитару, воткнул провод в усилитель, покрутил ручки и сыграл что-то из своей любимой «Нирваны», довольно складно. Но Мишка взял у него «гибсон» и с ходу врезал то же самое. Макс спросил: «Ты чего, тоже Кобэйна снимал?» — «Первый раз от тебя услышал», — ответил Мишка, и Макс надолго заткнулся.

Вскоре мы сидели, смотрели на звезды и пили винцо, почти невидимые друг для друга. Михаил наигрывал какие-то песни и даже напевал себе под нос. Тогда я сказал:

— Ты бы спел нам чего-нибудь. Раз уж взялся.

— А что вам нравится? — спросил Мишка.

— Да ничего не нравится. Спой из своего.

Ревнивый Макс зашевелился в темноте и сделал громкий глоток прямо из бутылки.

— Я акустику возьму, — сказал Мишка.

Он достал акустическую гитару и для начала исполнил какой-то невразумительный проигрыш. А потом взял минорный аккорд и тихонько запел. Я даже запомнил текст: почему-то это мне показалось важным. Вот он:

Что-то может случиться; я чувствую это
в робком шепоте листьев, в запахе ветра,
в электрической искре, пробежавшей по нервам
от случайного взгляда.
Стоит лишь сделать шаг — и уже не вернуться.
Под ногами лежат бесконечные улицы,
и стены домов вырастают до неба,
до самого неба.

Я поглядел наверх. Никаких стен здесь не было, в черном небе по-прежнему мерцали звезды. «Уже не вернуться», — повторил я про себя.

И я слышу свой голос будто издалека:
помоги же нам, господи,
ты знаешь, как
тяжело быть чужими на этой земле —
собери же нас вместе.

Мишка аккуратно развернул еще несколько аккордов и остановился.

Если бы я верил в переселение душ, — думал я, — и в то, что любое существо на Земле проживает множество жизней, то я решил бы, что этот парень добрался до самой последней. Или нет: у него осталась еще одна жизнь, но энергия уже на исходе. А нирваны в качестве бонуса ему никто не обещал.

Молчание нарушил Шериф:

— Это очень правильная песня.

Макс беззвучно застонал, уничтоженный. Его песни Шериф называл иначе, а чаще никак не называл. Мне не хотелось, чтобы он обижался — я-то знал, насколько ему сейчас больно, все они такие, эти музыканты, — и я попросил:

— Макс, сыграй тоже чего-нибудь… Ну, хотя бы «Опасность»…

— Дай акустику, — сказал Макс Мишке.