Я дал доктору немного денег, тот равнодушно взял и пообещал поставить капельницу прямо в машине.
Они уехали, а я отправился искать Светку. Встретил ее возле самой больницы.
— Они так быстро прибыли? — спросила Светка.
— Ага. Ты умница, — сказал я ей.
— Сегодня в семь, ты помнишь?
— Конечно, помню.
«А ведь Димка подставил Шерифа, — подумал я. — Продал за дозняк».
— Ты о чем задумался? — обиженно спросила Светка.
— О тебе, — сказал я. — Всегда о тебе.
Эпизод6. — А ты не думай, — устало сказал Шериф. — Не бери в голову.
Шериф крепко пожал мне руку и собрался уходить.
— В больницу, — пояснил он.
— Вместе пойдем?
— Не надо, Пит. Чего тебе на это смотреть. Мне-то не в первый раз.
Как я вам уже рассказывал, Раиль Шарафутдинов просил называть его Лёвой, но к нему само собой приросло прозвище «Шериф». Его определили в нашу школу в девятом классе, в середине года. Он выглядел хмурым, даже угрюмым, вдобавок был почти на год старше нас. Но назвать его тупым или тормозным никто бы не решился. Каким, к черту, тупым: ему легко давались все предметы, кроме литературы (тут мы были непохожи). Мне он показался скорее задумчивым, хотя его мысли не так ясно отражались на лице, как наши. Всё это меня заинтересовало.
Мы с Максом долго присматривались к Шерифу. Иногда, как я уже говорил, он отсыпал немного травы из закромов старшего брата и угощал нас. По этому делу у нас с Максом обычно развязывался язык, а еще мы любили слушать музыку. Шериф с удовольствием слушал нас, но сам откровенничал редко и как-то очень неожиданно. Так, покурив однажды очень хорошей травы (этой крылатой фразой могли бы начинаться все эзотерические учения), Шериф пристально поглядел на нас и сказал:
— У меня были два друга в Бугульме. Совсем как вы с Максом. Хорошие.
Мы удивились:
— Как это — были?
Шериф помрачнел.
— Я уехал. А их убили.
Мы похолодели.
— Что делать. Но мы-то живем, — сказал я тогда.
— Не надо нам здесь жить, — произнес Шериф спокойно и мягко. — Плохо здесь.
— В этом городе? — спросил я.
— Не знаю. В стране. И вообще в этой жизни.
— Кто же нам жизнь другую придумает, — грустно сказал Макс.
Жизнь в этот раз была придумана так себе. Данияр мало-помалу начал всерьез увлекаться черной и белой внутривенной магией, и в скором времени общаться с ним стало тяжело. Но Шериф держался. Может быть, и потому, что ценил нашу компанию.
Каким он был другом? Молчаливым. Да, пожалуй, так. Он не отличался чуткостью, в его дружбе не было и тени ухаживания, как это принято в упадочной европейской традиции. Так иногда дружат взрослые уличные псы, которые щенками играли в одном дворе. Или волки в стае — пожалуй, это было даже точнее, но дальнейший поток ассоциаций пугал меня.
