А потом, сломав её окончательно, я убил бы её. Я убивал бы её долго. Дня два. Разными способами.
Что же она всё-таки подмешала в вино? Ладно, уже неважно. Хватит играться, и так доигрался. Теперь мой ход.
Ну что, скоты, выкололи глаза и считаете, что справились со мной? Жалкие безмозглые жабы, вы только и можете, что радостно квакать! Давить вас надо, давить... Чем я сейчас и займусь.
Мои отросшие волосы зашевелились, шипя крохотными ртами, затем сплелись особым образом, задрожали в отчаянном усилии, незаметная складка надо лбом разошлась — и я увидел свет, пробивающийся через проёмы в стенах храма, и людей, набившихся в дом Дагона.
Удивительно, но никто из этих любопытных тварей так и не знал о моём третьем глазе. А теперь никто уже и не узнает.
Для начала я полоснул взглядом по тем, кто толпился у входа. Не вполсилы, как тогда, под холмом, а наотмашь, в полную мощь. Лёгкое потрескивание сминающихся тел и отчаянные вопли подтвердили, что я уже полностью восстановился. Два резких поворота головы — и подбегающие стражники с грохотом покатились по полу, теряя на лету обломки тел и оружия. Я рванулся с места, но меня тут же отбросило назад: кузнецы филистимлян постарались на славу, приковав руки и ноги к колоннам и громадным кольцам в полу четырьмя медными цепями, каждая толщиной с руку взрослого человека. Такие даже мне не под силу.
Тем временем народ опомнился и бросился к дверям и окнам. Отчаянно крутя головой, я превратил в камень тех, кто оказался среди первых, и неподъёмные мраморные скульптуры надёжно перекрыли выходы и входы. После этого я приветливо улыбнулся обезумевшей толпе и начал неторопливо водить по ней взглядом, словно маляр кистью. Покончив с первым этажом, я занялся верхней балюстрадой. Там охочих до зрелищ бедняков набилось до отказа, и когда я повёл глазами по трясущимся от ужаса зрителям, послышался лёгкий треск — нагрузка на перекрытия оказалась чрезмерной. По мере того, как хоры заполнялись неподвижными изваяниями, балки поочерёдно разламывались и падали вниз вместе со статуями. Колонны зашатались, теряя опоры, но я продолжал пристально всматриваться в зажатую у стены горстку людей.
Вдруг я ощутил сильный удар в спину. Женский голос процедил: "Получи, ублюдок!", и тяжёлая секира опять обрушилась на мои плечи.
Она. Лишь один человек догадался укрыться позади меня — и надо же, чтобы это опять оказалась она!
Ну что же, посмотрим, кого хватит на дольше. Я упёрся руками в толстые каменные колонны и, стараясь не обращать внимания на ещё неглубокие рубленые раны, напрягся изо всех сил. Массивные блоки заскрипели и сдвинулись с места. Один столб искривился и рассыпался горстью исполинских игральных костей. За спиной раздался глухой стук, послышался короткий всхлип — и удары прекратились. Вторая колонна ещё держалась, но на неё легла вся тяжесть крыши, и долго простоять ей не удастся.
