— Ты ничего не понимаешь, глупец! Ему нельзя без меня, нельзя оставаться одному! Его же… Он…
Конь взвивается на дыбы, громадные копыта молотят воздух, но человек наносит мечом молниеносный удар прямо по влажному песку.
Разрез. Темнота.
На лежанке, устланной мягкими коврами, выгнулось покрытое испариной тело. По обеим сторонам, вцепившись в скользкие плечи, стоят боги; от них веет речной прохладой и запахом тины. В изголовье, крепко стиснув ладонями виски лежащего, замер грузный великан. Глаза его закрыты, со лба стекают струйки пота.
— Я никогда не думала, что ты лекарь, сын Зевса. Тем более — что такой хороший лекарь. Я благодарна за то, что ты вычистил из него всё это конское дерьмо. Может, хоть теперь он вспомнит о том, что является повелителем не только животных, но и людей. И моим повелителем…
Женщина в расшитом золотом пеплосе часто моргает и отворачивает голову.
— Впрочем, у него никогда не получалось быть настоящим повелителем. Старая нянька рассказывала, что он был очень послушным и восприимчивым мальчиком — таким же, как наши сыновья; один только Филей удался в меня. Маленьким Авгием помыкали даже младшие сёстры. После того, как его учителем стал главный жрец храма Посейдона, он стал чуть более самостоятельным, но настоящего мужского характера в нём так и не воспитали. А мне всегда хотелось сильного, надёжного мужа!
Некоторое время она сидит молча, затем поднимает глаза на собеседника.
— В любом случае знай: я тебе очень благодарна.
Геракл, сидящий напротив женщины, чуть кивает:
— Благодари Эврисфея, царица: я здесь по его приказу…
Женщина поджимает губы:
— Я сама знаю, чего стоит Эврисфей и кого надо благодарить.
— …а также своих братьев, — продолжает, словно не слыша, Геракл. — Если бы они не удерживали Авгия, я бы наверняка не справился — Посейдон слишком силён. Кстати говоря, тело твоего мужа ещё одной такой встряски не выдержит. Слишком слабое.
Он наливает в золотую чашу кносского и осушает её несколькими мощными глотками. За его спиной переминается с ноги на ногу обеспокоенный виночерпий.
— За свою жизнь я часто встречал людей, одержимых собственными страстями, — тихо говорит Геракл, вертя чашу в пальцах. — Мне приходилось сталкиваться с людьми, одержимыми злыми даймонами и чудовищами с той стороны бытия. Но я в первый раз вижу человека, одержимого богом.
Царица морщится.
— Не говори так. Боги не любят, когда о них высказываются в подобном тоне.
Геракл задумчиво пожимает плечами.
