Потом мы сидели на кухне. Собственно, Маринка на меня даже не смотрела. Она играла с Танькиным серым попугаем, тот — охотно с ней разговаривал; потом она рассказывала, как ездила в Люберцы к своей полоумной бабке и как та ее не узнала; о том, как ей пришлось ночевать в подъезде и еще о чем-то грустном и недопустимом. У моей подруги блестели глаза.
Кончилось тем, что они уединились в ванной. Оттуда доносился плеск воды и приглушенные голоса. Час спустя Маринка вышла оттуда в моем (я нехотя подчеркиваю это) халате, совсем не по росту, и с мокрой челочкой, скрытой под махровым полотенцем. Моя подруга взъерошила мне волосы и кинула взгляд на мелкую; та улыбнулась, как ни в чем не бывало. Вечером беглянку отвезли обратно в интернат, в милицейской «пятерке», хотя и без мигалок. Я пил коньяк и смотрел телевизор — один, если не считать старого умного Жако. Но тот помалкивал в своей клетке, а может, спал.
Я и не думал, что эта история продолжится. Просто однажды, год спустя, Маринка стояла у меня на пороге. По удивительному совпадению, за неделю до этого мы разругались с моей девушкой-инспектором.
«Можно, я побуду у вас немного?» — спросила она тихо.
Впустил я ее или нет? Да, впустил.
Не шейте мне вашего Набокова. От бедного Г. Г. меня отделяет целая вечность счастливой сексуальной жизни с ровесницами. И еще одно важное обстоятельство: до меня у Маринки не было никого. Что тоже очень нетипично.
— Можно, я побуду у тебя немножко? — спрашивает она сейчас.
— Можно, — отвечаю я как можно равнодушнее. — Побудь. Немножко.
А сам зажимаю нос, чтобы не рассмеяться.
* * *
Ночью я смотрю почту. Это конфиденциальные письма, они касаются личных дел моих клиентов. Эти личные дела — ну, не все, а некоторые — я извлекаю из общей базы, архивирую и пересылаю куда следует.
Это одна из причин, по которым я занимаюсь тем, чем занимаюсь. И почему я до сих пор в этом бизнесе.
«Такой талант нельзя зарывать в землю, — заявил однажды Алексей Петрович, мой куратор. — Кто-нибудь выроет обязательно. А что, если враг?»
Талант, думал я. Как странно. Я просто вижу картинки.
Я даже не помню, когда это случилось в первый раз. Точнее, помню, но неотчетливо. Иногда мне кажется, что я родился таким, иногда — что нет.
Еще в университете я скачивал и читал очень продвинутые и не всегда легальные работы по психотерапии и NLP. По большей части там говорилось о том же, о чем я думал, — и в то же время не о том; это напоминало учебник по рисованию для слепых. Там было подробно описано, как можно наощупь внедряться в чужое сознание, но ни одна собака не объясняла, как быть, если чужое сознание живет прямо в твоей голове.
