Это смешно, но Лили нас не слушает. Она взяла книжку французского автора «Великие кладбища в лунном сиянье» и рассеянно ее перелистывает.
— Шуточки и всякое там остроумие ее не интересует, — пояснил мне Флориан. — У нее в мыслях только высокое.
Я вежливо улыбнулся, но счел это все-таки дерзостью. Флориану не следовало бы пускаться в рискованный треп в присутствии столь высокородной особы.
— И тем не менее, — продолжил Флориан, — иногда невредно немножко посмеяться, чтобы как-то провести время. Вечности требуются дивертисменты, публика, фарсы, розыгрыши… Именно так и был сотворен человек.
Но я не слушаю его. Я все ближе придвигаюсь к ней. Робко. Смиренно. Мне очень хочется, чтобы она обратила на меня внимание, и в то же время я испытываю какой-то сладостный страх. Мне не хватает только тросточки, котелка, усиков щеточкой и огромных башмаков, чтобы превратиться в своего персонажа.
Флориан заметил мои маневры, выражение лица у него насмешливое и одновременно откровенно циничное.
— Давайте, давайте, Хаим, поздоровайтесь с ней, а то я смотрю, вы все время строите ей глазки.
Только чего ради? Она ведь даже не узнает меня. У нее короткая память.
Лили надула губки. Она отложила книжку и нахмурилась. Лес Гайст выбивается из сил, дабы представить себя небывало прекрасным, но она не замечает его усилий. Перед ней воздвигаются большие полотна Дюрера, итальянские примитивы вылизывают пейзаж, перед ее глазами проходит «Погребение графа Оргаса», Рафаэль окружает ее шелестом крыл своих херувимов, но все впустую, она мечтает о реальности и не обращает внимания на все эти ухищрения. Мелкая монета абсолюта ее не интересует.
— Лили, посмотри-ка, кто к нам пришел. Не узнаешь? Чингиз-Хаим, твой стариннейший клиент. Верный и нежный влюбленный, всегда готов к услугам. Поздоровайся с ним.
— Здравствуйте, — бросает она с полнейшим равнодушием.
У меня возникло ощущение, что я еще немножко умер.
— Ну, Лили, как можно! Неужели ты не узнаешь старого друга Хаима? После всего, что ты для него сделала?
— Мне было очень приятно, — галантно говорю я.
Она несколько оживилась. В ее взгляде появилась та напряженность, та прозорливость, та манера смотреть и видеть внутри вас что-то нетипичное, непохожее на прочих, что присуща иным женщинам, потрясенным тем, что они нашли невозможное.
— Как он красив! Какой лоб! Обрати внимание на его лоб, Флориан…
На сей раз даже Флориан покороблен:
— Нет, нет, ты уже с ним покончила! Не можешь же ты еще раз перевести его в то состояние, в каком он уже пребывает. Ну, Лили, прекрати!
