Пляска Чингиз-Хаима | страница 28



Граф объясняет:

— Я имею в виду, что Флориан не делал никаких движений, чтобы убивать мух. Они сами падали вокруг него мертвые.

— Даже так?

— Да. Это было крайне интересно. Стоило мухе оказаться вблизи него, и она падала мертвой. Комары тоже. И даже бабочки.

— Должно быть, от этого вашего егеря жутко воняло. Хотя если принять во внимание, что такая красивая женщина сбежала с ним… Действительно, это странно.

— Да, и еще цветы. Я совсем забыл про цветы. Иоганн, это садовник в замке, отзывался о нем весьма скверно. Он постоянно обвинял Флориана в том, что тот губит цветы. И даже неоднократно жаловался барону…

— Не понимаю, какое все это имеет отношение… — начал было барон. Комиссар поднимает руку:

— Уж позвольте мне судить. Так, вы говорите, цветы?

— Я наблюдал за ним. И знаете, я даже убежден, что он ничего не имел против цветов, даже очень их любил. Он постоянно заходил в розарий. Вот только если он оставался там, через несколько секунд цветы умирали.

— То есть как?

— Совсем как мухи.

— Однако же этот ваш егерь большой забавник.

— То же самое и птички… Когда он к ним приближался, они начинали петь — казалось, будто он по-особенному вдохновляет их, — а потом падали мертвые к его ногам. У меня сложилось впечатление, что он был очень этим опечален. Думаю, это у него нервное.

— Ну, а кроме этого, какие-нибудь еще столь же симпатичные черты характера у него наблюдались?

— Нет… Я ничего не заметил. Быть может, взгляд…

— Злой? Угрожающий?

— Нет, совсем напротив… Он смотрел на вас… как бы это сказать? С некоторой нежностью… да, вот именно, с надеждой. Знаете, такой ласковый… ободряющий взгляд, как будто он от вас многого ждет.

Комиссар хмыкнул.

— Должен признать, лично мне он отнюдь не был антипатичен. Мне даже приятно было сознавать, что он всегда в парке… Его присутствие было таким подбадривающим, успокаивающим… даже многообещающим. Сразу чувствовалось, что он очень услужлив. Он любил природу. Парк очень красив, и Флориана всегда можно было встретить в какой-нибудь аллее. Я иногда пробовал поговорить с ним — так было приятно завести с ним разговор на философскую тему. Странно, я только сейчас осознал, что меня всегда непреодолимо тянуло говорить с ним о философии. Он вежливо отвечал, но неизменно сохранял дистанцию. Раза два у меня возникало желание обсудить с ним проблему смерти. Но оба раза он чрезвычайно сдержанно уклонился. Да, держался он весьма почтительно.

— Ну да, не подавая виду, втихомолку готовил побег, — заметил комиссар. — Кстати, он ничего не прихватил? Я имею в виду, кроме баронессы?